В Милане открылась выставка "С днем рождения, доктор Живаго!", где представлены старые фотографии, плакаты, эпистолярные документы, рассказывающие о драматической истории создания эпохального произведения. Впервые о замысле "большого романа с любовью, с героиней - как у Бальзака" Пастернак обмолвился в разговоре с Мариной Цветаевой еще в 1918-м, но за работу принялся лишь зимой 1946-го. Причем во мраке последнего семилетия сталинизма писатель не боялся посылать почтой (!) отрывки из рукописи томившимся в ссылках Варламу Шаламову, дочери Цветаевой Ариадне Эфрон, Кайсыну Кулиеву. И как он мог не воспользоваться свободой (пусть даже ее видимостью) в хрущевскую "оттепель" для публикации романа за рубежом, когда "Доктора Живаго" отвергли Гослитиздат, а также советские журналы "Новый мир", "Знамя", "Литературная Москва"...
На особом стенде впервые демонстрируется пять канцелярских папок с тесемками, в которых итальянский журналист-коммунист Серджо д'Анджело в 1956 году вывез рукопись "Доктора Живаго" из СССР. На обложках карандашом начертано первое название романа "Свеча горела..." Тут же лежит контракт на публикацию на французском языке, скрепленный подлинными подписями поэта и издателя.
"Сам я Пастернака не читал, но возмущен" - эта одиозная фраза из хрущевских времен стала притчей во языцех не только в среде литературных критиков. Сейчас трудно себе представить, но в далеком 1957-м в великом и могучем Советском Союзе сотни фабрик и заводов останавливали свои конвейеры, а тысячи рабочих на митингах взахлеб клеймили неведомого "Доктора Живаго" как "гнусный пасквиль на революцию". На волне беспрецедентной травли писателя на Родине (что спустя три года свело его в могилу) росла популярность его романа на Западе. В 1958-м Пастернаку была присуждена Нобелевская премия, от которой он отказался, поскольку не хотел быть изгнанным в эмиграцию...
Среди других экспонатов - вырезки из прессы разных стран, относящихся к делу Пастернака, целая библиотека из разноязычных изданий романа, включая маленькую книжечку эмигрантского "Посева", предназначенную для нелегального распространения в СССР, и первое советское издание 1987 года. Вот черновик со знаменитыми горькими строками Бориса Леонидовича: "Что же сделал я за пакость, / Я убийца и злодей? / Я весь мир заставил плакать / Над красой земли моей". Колорит эпохи передают плакаты с фигурами Сталина и Хрущева, а также фотохроника полувековой давности.
Накануне открытия выставки прошел двухдневный научный форум, в котором приняли участие сын писателя Евгений Пастернак (это он в 1989-м получил за отца Нобелевскую премию), профессор Витторио Страда, сын первого издателя "Доктора Живаго" Карло Фельтринелли, известные российские и зарубежные литературоведы Жорж Нива, Мариэтта Чудакова, Константин Поливанов, Фаусто Мальковатти и другие исследователи творчества Пастернака из Москвы, Парижа, Иерусалима, Стенфорда, Перми, Упсалы... Темы докладов говорят сами за себя: "Доктор Живаго" и русская эмиграция 1957 - 1960", "Роман Пастернака и кинороман", "Урал и "Доктор Живаго", "Проза как поэзия".
Кстати, гордость итальянцев по случаю первой публикации пастернаковского романа отразилась еще и в том факте, что после выхода "Доктора Живаго" (а также одноименного американского фильма с Омаром Шерифом и Джулией Кристи в главных ролях, завоевавшего 5 "Оскаров") многих новорожденных девочек стали называть Ларами. Иное дело у нас. Помнится, в глухие времена "застоя" особым подвигом считалось осилить за ночь слепой машинописный вариант "Доктора Живаго". Но сейчас, по данным социологов, российская молодежь считает это произведение (между прочим, вошедшее в вузовскую программу по литературе) скучным. И даже недавняя экранизация (третья в мире и первая в России) Александра Прошкина с Олегом Меньшиковым и Чулпан Хаматовой, кажется, мало что изменила. Воистину сладок лишь запретный плод...