.jpg)
О спасительной силе музыки члену жюри конкурса имени великого русского композитора, легендарному китайскому пианисту Лю Шикуню известно больше, чем многим из нас
Конкурс Чайковского — всегда сильное переживание для тех, кто не мыслит своей жизни без классической музыки. По отношению к нынешнему соревнованию, итоги которого мы узнаем буквально через несколько часов, это верно вдвойне. Мало того, что в сложившейся в мире ситуации кое-кто пытался низвести это начинание с громадной историей и авторитетом до уровня конкурса-изгоя. Но уже прямо в дни состязания внутри нашей страны случились события, угрожавшие перечеркнуть не только эту, но тысячи других добрых инициатив...
«Чайковский» не просто устоял — продолжавшая звучать со сцен в Москве и Петербурге великая музыка Бетховена, Шопена, Листа, Скрябина, Рахманинова, Прокофьева, конечно, самого Петра Ильича в талантливом исполнении молодых артистов со всего мира помогла сберечь в сердцах истинный масштаб ценностей. А кому на нынешнем конкурсе этот масштаб открыт полнее, чем члену жюри, лауреату Первого конкурса 1958 года китайскому пианисту Лю Шикуню, 65 лет назад лишь на несколько баллов отставшему от легендарного победителя Вана Клиберна и разделившему с нашим Львом Власенко вторую премию?
— Господин Лю, представим: вдруг того конкурса в вашей жизни бы не было. Что тогда?
— Она сложилась бы совершенно по-другому.
— Вы ведь пришли на состязание студентом Московской консерватории, учеником Самуила Фейнберга — одного из крупнейших русских музыкантов XX века, продолжателя традиций Скрябина и Гольденвейзера, первым в нашей стране записавшего весь «Хорошо темперированный клавир» Баха.
— Самуил Евгеньевич научил меня тому, что каждое исполняемое тобой произведение — важная ступень твоего роста. И пианистического, и человеческого. Я в его классе заиграл на совершенно другом уровне по сравнению с тем, какого достиг во время первых моих занятий дома.
— Подружились вы тогда с вашими коллегами-соперниками?
— Очень! Конечно, мы с Ваном Клиберном представляли весьма разные страны, отношения между которыми были, мягко говоря, прохладными. Но после конкурса мы не потеряли друг друга из виду. К примеру, уже в последнюю пору своей жизни, когда Клиберн задумал создать фонд поддержки классической музыки, он позвал меня посодействовать идее. Что же касается Власенко, то по приглашению Льва Николаевича я работал в жюри X Конкурса Чайковского, где он председательствовал. К сожалению, ответить другу взаимностью я не успел: послал ему такое же приглашение на китайской конкурс, но он заболел и вскоре умер.
— В жизни наших стран бывали весьма драматические периоды. Так, во время китайской «великой культурной революции» вы оказались в заключении. У нас в то время ходили ужасные слухи, будто вам поломали руки, чтобы вы больше не играли «буржуазную западную музыку». К счастью, до такой крайности не дошло, но и того, что случилось, хватило бы, чтобы сломать человека как личность и профессионала. Что помогло выстоять?
— Пять лет у меня не было возможности играть. Для любого пианиста это трагедия. Но я мог тренироваться мысленно, ведь память сохранила и музыку, и ощущения пальцев. Я понимал: моя главная задача — выжить и сберечь здоровье. Это удалось, и, когда я вышел на свободу, сразу заиграл так, будто перерыва не было вовсе.
— В последние десятилетия Китай достиг грандиозных успехов в самых разных областях, в том числе в музыке. Хотя одно время у нас посмеивались: пальчики-де у китайских виртуозов бегают резво, но смысла в их игре мало. Сегодня от китайских конкурсантов мы слышим глубочайшие интерпретации Бетховена, Прокофьева, Стравинского... Как удалось совершить такой рывок?
— У нас очень много детей учатся музыке, родители считают это важным. Немало и тех, кто обучается за границей, в том числе в России. Все они прекрасно информированы о том, что делается в мировой музыке. Вот и сейчас в Москве со мной 10 учеников моей консерватории в Сянгане — они не конкурсанты, а просто приехали послушать конкурсные выступления, набраться опыта.
— Денис Мацуев — уж не знаю, в шутку или нет — говорит, будто в Китае сейчас обучаются игре на рояле 100 млн человек.
— Конечно, это шутка, но таких людей с гарантией больше 10 млн. А точную статистику никто не вел.
— Обратить столь массовое внимание на мировую музыкальную классику было решением Коммунистической партии или этот интерес возник в самом обществе?
— Китай — свободная страна, и то, что люди интересуются мировым культурным богатством, идет, прежде всего, из самого народа. Другое дело, что профессионалы охотно ответили на это. Например, у моей консерватории десятки филиалов по всему Китаю, и там работают, в частности, русские учителя.
— У нас сейчас спорят, вправе ли педагоги проявлять строгость и требовательность по отношению к своим ученикам. На Западе ведь нынче модно считать, будто любое принуждение в учебе недопустимо...
— А как, скажите, без строгости объяснить ребенку шести-семи лет (многие же начинают учить детей и с трех лет), что без дисциплины и прилежания таким сложным искусством, как музыка, не овладеешь? Другое дело, что у всякой строгости главным мотивом должна быть доброта и желание ребенку счастья.
— Простите за личный вопрос, но я прочел, что вашей младшей дочери два года.
— Так оно и есть.
— От души поздравляю! Она уже демонстрирует интерес к музыке?
— Очень активный! Когда слышит чью-то игру, отбивает ритм — и весьма точно.
— А старшие дети какие специальности предпочли?
— Все пошли в бизнес и крупные компании. Никто из них не стал музыкантом.
— Возвращаясь к нынешнему конкурсу — он проходит в такой непростой момент истории и вопреки стольким обстоятельствам. Как считаете, может ли музыка сделать сегодняшний мир, где все больше угроз, бряцания оружием и все меньше гармонии, хоть немного лучше?
— Безусловно. Музыка — мировой язык. Композиторы любой страны сочиняют не только для тех, кто живет непосредственно рядом с ними. Например, Чайковского знают и любят во всем мире. Даже в Америке, которая в политике противостоит России, никому не приходит в голову «отменить» Чайковского. Правда, Международная ассоциация музыкальных конкурсов дистанцировалась от конкурса его имени, но я не считаю это правильным шагом. Соревнование молодых музыкантов — не политическое, а чисто культурное событие. Поверьте, искать врагов мира надо не среди тех, кто выступает на Конкурсе Чайковского и слушает эти выступления...
.jpg)
Вы можете мне возразить: ну как же не политическое событие, если конкурс 1958 года несколько раз посещали Никита Хрущев, другие советские лидеры. Но это было как раз от желания сделать международную обстановку более безопасной и человечной, а такое намерение можно только приветствовать. И конкурс провели на высочайшем уровне, отобрав на него участников, большинство из которых уже были обладателями первых премий других конкурсов. И добились своего — авторитета конкурс достиг высочайшего. Клиберна по возвращении из Москвы встречали как национального героя, на улицы Нью-Йорка вышли больше миллиона человек!
— Да, Клиберн был всеобщим любимцем. А что он сказал вам тогда, во время вашей последней встречи в Америке?
— Его очень тревожило, что на Западе падает интерес к классической музыке. Он даже попросил меня добиться встречи с президентом Соединенных Штатов и рассказать ему об этой беде. Я возразил: это тебе надо встречаться с президентом твоей страны. Он усмехнулся: ты же видишь, я болен... Он действительно в ту пору уже не вставал с инвалидного кресла. И та просьба, конечно, отчасти была шуткой. К сожалению, очень грустной.