Русская Шанель

В Москве вспомнили женщину, одевавшую великих княгинь и народных артисток СССР

В столице на ВДНХ открылась выставка «Гений в юбке и ее эпоха», посвященная 160-летию со дня рождения первой русской женщины-модельера Надежды Ламановой. Ее называют «русской Шанель», хотя это знаменитую изобретательницу «маленького черного платья» логичнее назвать «французской Ламановой». Ведь Коко еще не появилась на свет, когда Надежда Петровна уже начала профессиональную деятельность. И была подростком, когда ее русская коллега получила почетнейшее звание «поставщик императорского двора».

Ивот мы стоим и смотрим на все это и изумляемся, как зыбка граница между модой и искусством. А может, ее и вовсе нет? Труакары, или, если проще, платья-пальто, из шелкового тюля, расшитые на восточный лад бисером и стеклярусом, вошедшими в моду после «Русских сезонов» Дягилева. Вечерние платья из шифона на черном атласном чехле, принадлежавшие императрице. Эскизы к «Анне Карениной» Станиславского и «Принцессе Турандот» Вахтангова — говорят, посмотреть на злую театральную принцессу приходили в том числе и из-за костюмов Ламановой...

Откуда это все у нее взялось? Происходившая из обедневшей дворянской семьи, дочь гвардии полковника Надежда Ламанова оказалась в полном смысле селф-мейд-вумен — одной из первых в России женщин, «сделавших себя». Рано покинув родительский дом, поступила в Московскую школу кройки и шитья Ольги Суворовой. Проучившись два года, начала работать в мастерской Войткевичей и быстро стала ведущей закройщицей. Среди модниц ползли слухи: «У мадам Войткевич есть новенькая закройщица мадемуазель Ламанова, которая истиранит вас примеркой, но зато платье получится как из Парижа». А вскоре мадемуа-зель открыла свою мастерскую в доходном доме Адельгейм на Большой Дмитровке. Слава настигла ее почти молниеносно: уже в 1898 году Ламановой было пожаловано звание поставщика ее императорского высочества великой княгини Елизаветы Федоровны.

Современники отмечали деловитость и экстравагантность Ламановой. «Была не очень красива, с манерами мальчика, стриженая. В компании говорила: «Ну, братцы, выпьем!» Хорошо играла в винт и преферанс... Зимой каждый день на своем автомобиле ездила в Сокольники, бегать на лыжах!» — свидетельствовала известная в Санкт-Петербурге порт-ниха Мария Воронина. Кстати, познакомились они за карточной игрой в винт.

В работе Ламанова была диктатором: не обращала внимания на пожелания и даже жалобы клиентов, не разрешала им вмешиваться в творческий процесс. Говорят, в ее мастерской наготове стояла склянка с нюхательной солью на тот случай, если заказчица свалится в обморок. Зато трудилась над костюмом она, как живописец над портретом. Подолгу изучала натуру, придирчиво осматривала фигуру, а потом вдохновенно обволакивала ее тканью, закрепляя складки, линии и драпировки булавками. Сама же шить не любила и не умела.

Наряды, которые придумывала Ламанова, были не только красивыми, но и удобными. Одной из первых в России она поддержала идею французского кутюрье Поля Пуаре обходиться в женском костюме без корсета. Позднее сам Пуаре, носивший титул «короля моды», вспоминал: «Мысленно проезжая по Москве, не могу не остановиться у дома мод мадам Ламановой, знаменитой портнихи тех прекрасных времен, с которой я дружил и о которой всегда вспоминаю с теплым чувством. Она открыла мне всю фантасмагорию Москвы, этого преддверия Востока».

Символично, что местом для нынешней выставки выбрана ВДНХ: ближайшей подругой «русской Шанель» была Вера Мухина, автор знаменитой композиции «Рабочий и колхозница», венчающей исторический павильон. Поставщица ее императорского высочества, покорившая двор изящными нарядами в стиле модерн, с воодушевлением занялась авангардистскими экспериментами в «ревущие двадцатые». Ее геометричные платья с ломаными принтами завоевали признание в Париже на Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств в 1925 году. Советский павильон, где Ламанова выставлялась вместе с Александрой Экстер, Надеждой Макаровой и той же Верой Мухиной, гремел, им восхищался сам Ле Корбюзье...

Теперь же выставка, посвященная Надежде Петровне Ламановой, разместилась на втором и третьем этажах того самого павильона «Рабочий и колхозница». Экспозиция разделена на два творческих периода: эпоху русского модерна до событий 1917 года и послереволюционное время. Всего представлено более 70 подлинных театральных и бытовых костюмов авторства Ламановой, а также реконструкции, воссозданные по архивным материалам.

Значительную часть театральной экспозиции составляют костюмы для спектакля «Анна Каренина». Это довольно не-обычная коллекция, потому что, как правило, Ламанова создавала сценические вещи по чужим эскизам (Головина, Бенуа, Бакста). Но для «Анны Карениной» с Аллой Тарасовой в главной роли она самостоятельно, с большой стилистической точностью, воссоздала одежды 1870-1880-х годов. Любопытно, что та работа вызвала большие споры. Например, Анна Ахматова уверяла, будто среди настоящих аристократов одеваться по последней моде считалось дурным вкусом: «Я много их видела в Царском: роскошные ландо с гербами, кучер в мехах — а на сиденье дама, вся в черном, в митенках с кислым выражением лица... Это и есть аристократка: А роскошно одевались, по последней моде, и ходили в золотых туфлях жены адвокатов, артистки, кокотки».

Но как бы то ни было можно сказать, что именно «Анна Каренина» вкупе с «Принцессой Турандот» спасли Ламанову в советские годы. Успех Надежды Петровны в 1920-е не должен вводить в заблуждение. Был и арест в 1919-м за то, что «обшивала царскую семью», и два с половиной месяца сидения в Бутырке (помогло вмешательство бывшей заказчицы, ставшей комиссаром театров и зрелищ Петрограда, — гражданской супруги Горького Марии Андреевой). И отказ властей выпустить художницу за границу на ту самую парижскую выставку, где ее работы произвели фурор. Более-менее устойчивый статус ей давала работа в театрах — Вахтанговском, МХАТе. Кстати, и Любовь Орлова блистала в ленте «Цирк» в платьях от Ламановой, и песня «Широка страна моя родная» звучит на фоне идущих в будущее толп в ее одеждах...

В эвакуацию ее любимый Художественный уехал из осажденной столицы в октябре 1941 года без нее. Ламанова о том узнала, только зайдя спросить, когда же наконец отъезд. А ей о дате попросту не сказали — не успели или не захотели, держа местечко для кого-то другого. Тогда многие рвались в эвакуацию. Не исключено, что именно испытанный шок стал последним ударом: на следующий день сердце Надежды Петровны остановилось. Горькая ирония судьбы: она в тот момент шла по Большой Дмитровке, где когда-то находилось ее процветающее ателье...