Исполнилось 275 лет со дня создания в России первых регулярных гусарских полков
Что общего между Грибоедовым, Лермонтовым, Гумилевым и Николаем II? Все они были гусарами. На днях исполнилось 275 лет со дня создания первых четырех регулярных гусарских полков в России. Бравые вояки в голубых мундирах с ментиками и доломанами прославились подвигами на полях брани и на светских балах. Служить в гусарах почитали за честь даже императоры. Заглянуть в историю русского гусарства «Труду» помог сотрудник Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Петербурге Евгений ЮРКЕВИЧ. В стенах музея открылась выставка «Умри, гусар, но чести не утрать!».
Известно, что Пушкин хотел носить голубой мундир, но отец отказал: у семьи не было денег на содержание офицера лейб-гвардии гусарского полка...
— Этот полк был, наверное, самым дорогим в русской армии. Кони элитных пород, роскошные форма и оружие, постоянные затраты на светские мероприятия, в которых по статусу обязаны были участвовать гвардейцы. В начале XX века офицер должен был располагать доходом как минимум 5-6 тысяч рублей в год. Жалованье покрывало мизерную часть затрат, к тому же его чаще всего передавали в офицерское собрание — на завтраки, разного рода полковые праздники, дни рождения.
— Но вот, скажем, Гумилев служил гусаром, но не был богатым.
— Гумилев сначала служил уланом в армейских полках, где шефом была сама императрица. Только по окончании школы прапорщиков он был приказом направлен в Александрийский гусарский полк. За поэтом явно следила сама государыня, она его опекала. При этом гумилевские «Записки кавалериста» описывают службу в уланах. Получается, первый полк на него оказал большее влияние. А вот русские цари, начиная с Александра I, считали себя гусарами. Регулярно носить форму лейб-гвардии гусарского полка стал Николай I. Особенно любил этот полк последний император, который в течение года командовал эскадроном.
— Но только толстого кошелька было недостаточно, чтобы попасть в гусары?
— Да, туда не всякого брали. Следовало еще в военном училище подать прошение. Дальше общество офицеров полка принимало решение, достоин ли человек быть в их рядах. Если офицеры полка находили что-то предосудительное в поведении кандидата или, скажем, родственники где-то проштрафились, то полк в приеме отказывал. Гвардия очень строго относилась к чистоте своих рядов. И даже в буквальном смысле. Скажем, если офицер подвергся нападению где-то на улице и в ходе драки его хватали за мундир, то он должен был подать в отставку. О том, как в лейб-гвардии понимали честь мундира, говорит и такой факт. В канун Первой мировой великий князь Николай Николаевич, генерал-инспектор кавалерии, в ходе репетиции майского парада на Марсовом поле обматерил царскосельских кирасир. Ветром подняло пыль, кавалеристы не увидели, куда встают, и сломали строй. На следующий день к генералу прибыла депутация офицеров полка и потребовала публичных извинений. И великий князь, которому море было по колено, поехал в Царское Село просить прощения за хамский поступок.
— Гумилев на допросе в ЧК заявил: «Здесь нет поэта Гумилева, здесь есть офицер Гумилев». Позже в мемуарах чекист рассказывал: «Свалял дурака поэт. Не лез бы в контру, шел бы к нам, сделал бы большую карьеру...»
— Да, он мог спастись. А предпочел быть расстрелянным, но не уронить чести. Хотя и до революции общественное мнение не приветствовало сочетаний «офицер и литератор». В «Очерках кавалерийской жизни» замечательный писатель Всеволод Крестовский рассказывает, как его обливали грязью собратья по перу за то, что он посмел пойти в уланы. В среде зараженной революционными идеями интеллигенции считалось модным ругать мундир. Тут многие постарались, в том числе и Лев Толстой во время Русско-японской войны. А когда началась Первая мировая, из известных поэтов на фронт пошел один Гумилев. Есенин служил в санитарах, Блок стал военным чиновником, а больше-то никто. Маяковский на фронт не пошел, как и Хлебников. Многие откровенно гордились, что сумели от фронта откосить. Кстати, у англичан, французов, немцев в Первую мировую погибло немало талантливых поэтов.
— Вы считаете такие упреки из нашего сегодняшнего дня справедливыми?
— Это не упреки, а констатация духовного упадка, в котором русское общество пребывало в XIX веке, отрыва от своих духовных корней. В период Первой мировой и Гражданской войн это сильно проявилось. Вспомним, сколько офицеров русской армии болталось в тылу. Сколько осталось под властью большевиков, были расстреляны, добровольно придя на «регистрацию»? Могли взять в руки оружие? Могли оказать сопротивление? Могли одолеть большевиков? Понадеялись на соседей, на друзей, на кого-то, кто пойдет и большевиков прогонит... Тот же Гумилев, ни на кого не оглядываясь, терпя насмешки от своих литературных коллег, пошел на фронт, где честно заслужил два Георгиевских креста. Он просто не считал для себя возможным остаться в тылу — это традиции русского дворянства. И Гумилев, представитель старого дворянского рода, другого себе представить не мог. Но Гумилевы 100 лет назад оказались в меньшинстве.
— Гумилев — наследник Грибоедова? Тот ведь очень не хотел ехать в ту последнюю свою командировку в Персию, говорил друзьям, что чувствует себя обреченным. Но все равно поехал, не стал от службы царской отказываться. Хотя, наверное, мог бы найти повод...
— Да, он выполнял свой долг как дворянин, как человек, находящийся на государевой службе. У него действительно были печальные предчувствия, но он долг и службу ставил выше всего — и выше своего поэтического дара тоже.
— С какого момента гусары стали музейной частью нашей военной истории?
— Во многих европейских армиях, где в прошлом веке не пережили революционных катаклизмов, например, во Франции и Великобритании, кавалерийские полки никуда не делись. Они стали либо танковыми, либо моторизованными, порой даже сохранив свои старые названия. К сожалению, в России, в Германии, в Австрии эта традиция из-за революций прервалась. В советской России пришлось создавать вооруженные силы заново. В период Гражданской войны в Красной армии был один или два полка красных гусар, как они сами себя называли. Но эти подразделения быстро прекратили свое существование. Кавалерийские полки Красной армии не стали брать никаких названий, чтоб ничто не напоминало о проклятом царизме. Драгуны, гусары, уланы — все осталось в развенчанном прошлом. Три казачьих войска возродили в 1936 году из 11 прежде существовавших, даже форму им ввели казачьего образца. Но дальше этого дело не пошло.
Первая мировая — это, пожалуй, последняя война, когда воюющие стороны пытались хоть как-то ухватиться за обломки традиций рыцарства. К примеру, когда погиб лучший немецкий ас Манфред фон Рихтгофен, знаменитый «красный барон» (его самолет был выкрашен красной краской), на счету которого было 80 сбитых самолетов, английские летчики на могилу барона сбросили венок с выражением соболезнования и восхищения его летным талантом. Они отдавали должное врагу. Но дальше в XX веке такими сантиментами уже и не пахло...