О формуле актерской и зрительской любви, которой владел Марк Захаров
28 октября на необъятном пространстве русского театра случилась трагическая утрата – за несколько дней до своего 86-летия ушел из жизни народный артист СССР, художественный руководитель театра «Ленком» Марк Анатольевич Захаров. Те 45 лет, что великий фантазер и сочинитель вечно молодой «Юноны и Авось» стоял у руля, всем казалось – репертуарный театр способен творить чудеса и конца ему не будет.
Марк Захаров выстрадал свой театр, придя в него в 1973-м после бесконечных блужданий по чужим подмосткам, накапливая сложный опыт работы с разными актерами, изучая их психологию и бесконечную жажду самовыражения. Он одним из первых театральных худруков разрешил ленкомовцам сниматься в кино – только так, чтобы это не мешало выпуску новых спектаклей. Однажды я спросила у него – что дало смелость так рисковать, и ответ оказался совершенно неожиданным: «Да потому что в этом случае актеры не чувствуют себя крепостными. И если им интересно со мной, то обязательно вернутся, да и публика тоже вернее ориентируется на знакомые по кино лица. Значит, в зале будет аншлаг».
Вот эти две составляющие, актер и зритель, и служили фундаментом его режиссерских замыслов. Захаров давно убедился, что публике нужен праздник, фейерверк, хэппи-энд. И режиссеру, которому надо разобраться с человеческими пороками, не стоит тыкать негативом в нос зрителю – куда действенней легкая ирония, а там уже зал сам поймет, где черное, а где белое. В свою очередь артисты ждали от него открытий в себе. Так, Олег Янковский не раз говорил мне, что грустная самоирония в его киношном бароне Мюнхгаузене появилась благодаря Захарову.
Когда в 70-80-е годы Марк Захаров стал снимать кино, то во всех его фильмах – «Обыкновенном чуде», «Доме, который построил Свифт», «Формуле любви» и в последнем «Убить дракона» – в основном играли они же, актеры «Ленкома». Режиссерская лаборатория неутомимого экспериментатора продолжала действовать на другой территории и творить чудеса, давая возможность известным исполнителям открывать в себе новые характеры.
То, что Марк Анатольевич вдруг перестал выходить на киноплощадку, многих удивило, и мне тоже захотелось узнать секрет столь загадочного решения.
Оказалось – просто: встал выбор – полностью посвящать себя кино, а значит «ходить с протянутой рукой», ибо постановка фильма дело дорогое, или продолжать строить свой театр, что было тоже во всех смыслах затратно в лихие 90-е годы. Захаров, изначально человек театра, выбрал второе и ни разу не пожалел об этом.
Только однажды я видела его потерянным и опустошенным, когда после премьеры «Шута Балакирева» зашла поздравить с премьерой. Марк Анатольевич сидел один в огромном кабинете с овальным столом, на котором стояли бокалы с шампанским для приглашенных гостей, а сам он, чувствовалось, был где-то далеко… Предложив мне присесть, режиссер грустно заметил: «А Гриша (имея в виду сценариста Григория Горина – Л.Л.) не дожил до этого часа. Ведь он был единственным человеком, говорившим мне всю правду в лицо».
Тогда, в 2001 году, камнепад трагических уходов первачей еще не обрушился со всей силой на мудрую голову Захарова. Впереди еще была «Женитьба» с Леонидом Броневым и Олегом Янковским, «Попрыгунья», в которой великий мистификатор соединил Чехова и Аристофана. И готовился «День опричника» по мотивам произведений Владимира Сорокина, и уже на подхвате вместе с Виктором Раковым, Александром Збруевым в «Борисе Годунове» и Дмитрием Певцовым, который пришел на замену попавшему в беду Николаю Караченцову в обновленной «Юноне и Авось», стояли Игорь Миркурбанов и приглашенный Александр Балуев.
Марк Захаров любил удивлять публику новыми звездами, но при этом его постоянным талисманом оставалась несравненная Инна Чурикова, переходящая из спектаклей худрука к сочинениям Глеба Панфилова. Из своей дочери Александры Захаровой он тоже вырастил замечательную острохарактерную актрису, и коллеги простили ему это родственное увлечение, ведь каждому члену своей театральной команды Марк Захаров выделял столько тепла, заботы и любви, что этого хватит на всю оставшуюся жизнь.