34-й Московский международный фестиваль подходит к концу. Кинообозреватель «Труда» полагает, что его последние фильмы если и не изменили список потенциальных наград, то по крайней мере создали иную атмосферу.
В принципе никаких претензий к овцам у кинообозревателя «Труда» никогда не было — милые и полезные животные. Но во время просмотра иранского фильма «Взрослея вместе с ветром», снятого Рахбаром Ганбари, их перманентное блеяние казалось омерзительным. Овцы в этой картине служат главным жизненным подспорьем для кочевых племен, и оттого мальчику Аслану отец запрещает учиться: «Сумеет овец пересчитать, и ладно». Аслан рвется жить — и оттого убегает от флегматичной отары и смирившихся взрослых коллег-пастухов сдавать экзамены, и оттого сочувствует красавице сестре, которую собираются выдать замуж за неприятного богача, чтобы у племени стало больше денег, которые, впрочем, все равно достанутся лишь вождю. Поэтичный иранский фильм не отличается особой сложностью, но если вообще заводить разговор о светлом кино, то вот оно — ветер, вечное путешествие, сдержанные горные и долинные пейзажи и простой чистый порыв преодолеть собственные границы.
В умном эстонском фильме Пеэтера Симма «Одинокий остров» границами служит расписание поезда, регулярно проходящего сквозь небольшой городок. Стук его колес все время слышат люди, судьбы которых перепутаны: это и девушка-полицейский, пытающаяся поймать с поличным врача, вроде бы продающего людей на органы, и мужчина, который полюбил жену друга, и старшеклассник, отчаянно влюбленный в учительницу, и девочка-балерина, навсегда потерявшая подвижность ног после аварии. И все они должны, пусть символически, ответить на, казалось бы, простой вопрос: если Анна Каренина по своим причинам кинулась под поезд, стоит ли жалеть того, кто этот поезд вел?
Наконец, в фильме Ренаты Литвиновой «Последняя сказка Риты» границ нет вовсе: символом этого служит памятник Юрию Гагарину, который, утверждает Литвинова, раз в год принимает слегка вычурную позу: поворачивается, еще выше поднимает руки — для того чтобы показать, что если смерть и существует, то вместе с нею далеко не все кончается. Женщины — прекрасные, мучающиеся, счастливые и жалкие — населяют этот фильм, повествующий о Рите Готье (любимое имя Литвиновой, встречающееся не в одном ее сценарии). Рита (Ольга Кузина), лежащая в полуразрушенном корпусе старой больницы, вот-вот умрет, и провожают ее в этот нестрашный, согласно сценарию, путь подруга-врач Надя (Татьяна Друбич) и куратор Ритиной души Таня Неубивко (сама Литвинова). Фильм, музыку к которому написала Земфира Рамазанова, тоже в чем-то прекрасен, а в чем-то жалок — особенно начиная со второй его половины, когда завершается почти все важное для сюжета и начинает неотвратимо таять наслаждение от литвиновских текстов: «Она сейчас стала депрессивная, рассыпчатая такая». В этот момент на первое место выходит невозможно прекрасная смерть — такая, наверное, о которой мы все бы мечтали, но которой, как мы все подозреваем, не будет ни у кого.