АЛЛА ДЕМИДОВА: МЕНЯ СПАСАЕТ КЛАССИКА

1 июля на огромном стадионе под Олимпом, где на открытом воздухе собирается семь тысяч человек, Алла Демидова сыграет моноспектакль из древнегреческих плачей - Электры, Медеи, Федры... Актриса назвала его "Тристия", что в переводе с латыни означает "Скорбь". Ей помогает в работе Александр Ануров. С ним Демидова играла в спектакле "Дон Жуан, или "Каменный гость" и другие стихи" у Анатолия Васильева на Поварской.Накануне, 30 июня, на открытии Дельфского международного фестиваля, как предполагается, будет объявлено, что следующий Олимпийский театральный форум состоится в Москве в 2001 году.

- Алла Сергеевна, года два назад вы говорили, что больше не будете играть на московской сцене. Это Анатолий Васильев переубедил вас?
- Анатолий Александрович попросил меня выручить его на время парижских гастролей, а после того, как они прошли успешно, выступать и в Москве. Я не могла не согласиться. Только что, в мае, мы играли "Дон Жуана" во Вроцлаве, в Ценре Ежи Гротовского. Гастроли прошли прекрасно. Там я сыграла свой последний, сороковой, спектакль.
- Отчего последний?
- В постановку нужно вводить молодых. Да я и устаю, признаться, от этого спектакля. Васильев собирается открывать еще одну сцену. И, конечно, ему нужен репертуар. Однако, думаю, его "Школа драматического искусства" не должна быть репертуарным театром. Мы говорили с Анатолием Александровичем об этом. Васильевские спектакли - скорее, открытые уроки для студентов театральных вузов, для молодых режиссеров, актеров. То, что он делает, как мне кажется, сильно раздражает публику. Она хотя и не случайная, но еще малоподготовленная. Поскольку в зале и актеры, и зрители сидят рядом, я нередко видела, как человек с первых же слов ничего не понимает и увлечь его ничем невозможно. Это мешает. Думаешь: зачем же ты пришел сюда? И я решила, что играть больше не буду.
- Значит ли это, что вы - случайный гость у Васильева?
- Ничего случайного, как известно, в жизни не происходит. К тому же у Анатолия Александровича есть новый проект с моим участием, но говорить о нем преждевременно.
- Как-то вы сказали, что вам нужно время от времени останавливаться и менять кожу.
- Да, конечно. Меня жизнь все время куда-то бросает. Правда, чем больше живу, тем больше самоуглубляюсь и убеждаюсь, что человек, по сути, одинок. Понимаю, что самосознанию, самоопределению, самовоспитанию нельзя научить. Ты должен пройти все сам.
- Наверное, как и Анна Ахматова, вы можете сказать: "Я была со всеми, С этими и с теми, А теперь осталась Я сама с собой".
- Прекрасно и точно сказано.
- Какова судьба вашей новой книги?
- Она выйдет в начале осени. Мне пришлось изменить ее название. Сестра Тарковского выпустила книгу "Осколки зеркала", поэтому название моей - "Бегущая строка памяти".
- Алла Сергеевна, последний раз мы разговаривали накануне вашего выступления в Париже со стихами Пушкина...
- Французы хотели понять, почему Россия сходит с ума по Пушкину. Поставили ему памятник в сквере Поэзии рядом с Гюго. А в Театре Поэзии, где до этого русские не выступали, устроили пушкинский месячник. Открывал цикл Андре Маркович. Он сделал доклад о поэте, о котором французы мало что знают. Я пришла послушать. Парижане были в шоке, когда узнали, что Дантес был голубой, и горячо это обсуждали, в особенности возможность его романа с Натали...
Потом был мой вечер. Полный зал. В программке - переводы всех пушкинских стихов, которые я читала. Мои комментарии звучали в синхронном переводе. Зал был темный. Я никого не видела и не слышала. Потом спросила, а не спали ли слушатели? Нет, ответили мне, просто тихо переворачивали листочки программки. Такой был пиетет перед Пушкиным.
Еще в Москве я много думала, как декорировать сцену. Это должен был быть черный кабинет. И кулисы, и пол - все в черном бархате. На этом фоне и черный пюпитр. Я теперь всегда читаю с листами. Они как ноты. Хотя я все знаю на память, листы должны лежать передо мной, а память удерживает нечто другое. В нашем Музее Пушкина я попросила копию портрета Кипренского. В свое время художник мечтал о выставке в Париже. Александр Сергеевич посвятил Кипренскому строки, в которых выражал надежду: "...Так Риму, Дрездену, Парижу Известен впредь мой будет вид". Если не оригинал, так копия знаменитого портрета побывала в Париже. Я нашла золоченую раму, поместила туда портрет. Французы красиво подвесили его так, словно он парил в воздухе...
В Театре Поэзии так же выступали Сергей Юрский, Владимир Рецептер и актеры театра Анатолия Васильева... После наших вечеров зрители зажигали свечки, гасили свет и, сидя в кругу, читали на французском Пушкина. Потом кто-то вставал и рассказывал об известном ему факте из биографии поэта...
- Идею черного кабинета вы использовали и в моноспектакле по ахматовской "Поэме без героя", дважды сыгранном в нынешнем сезоне в "Новой опере" у Колобова.
- Не совсем так. Там есть еще и зеркала, висит пустая рама, стол для рукописи со свечой, кресло, мольберт... Анна Андреевна недаром говорит о Белом зеркальном зале Фонтанного дома. На трех стенах - 26 зеркал, а четвертая - в многочисленных окнах, архитектурно повторяющих зеркала. Отражаясь в них, человек множится. Вот откуда у Ахматовой - двойники, тройники... В зеркалах - образы всех ахматовских персонажей серебряного века. Здесь - и Мандельштам, и Кузьмин, и Блок, и Гумилев, Хлебников, Маяковский, Судейкина.
Вся поэма зашифрована. Я много лет занималась ее расшифровкой. У меня была толстая тетрадь, и все, что я могла почерпнуть из мемуаров, переписки, воспоминаний, записывала в нее. Получился довольно объемистый труд. Однако, когда я все расставила по своим местам, то поняла - она существует по своим законам, и не важно, кто за кем или за чем стоит. Мне захотелось поделиться со всем этим со слушателями через звучащее слово, что и было сделано. Мы с Колобовым собираемся повторить это и в середине будущего сезона. И еще сделать пушкинскую "Пиковую даму".
- Кто вам сотворил замечательный костюм - как хитон, в котором вы играете ахматовский спектакль?
- Он из коллекции знаменитого японского модельера Исяйя Мияки. У меня три его вещи. В одной из них - в золотой накидке - я буду, видимо, выступать и в Дельфах.
- Тема зазеркалья всегда волнует вас. Одна из ваших книг так и называлась - "Тени зазеркалья".
- Зазеркалье очень важно для актерской техники. В японском театре Но существует перед сценой маленькая комната, вся в зеркалах, даже пол и потолок. Актер в гриме и костюме приходит туда. Он видит, как множится в этом зеркальном пространстве, и ему нужно так сконцентрировать свою волю, чтобы выявить лишь одно свое изображение, только тогда он имеет право выйти на сцену. Актер должен увидеть себя как некий фантом, существующий отдельно от него.
- У Ахматовой, как вы говорите, было магическое свойство - прятать больше, чем открывать. То же можно сказать и о вас, не так ли?
- Невозможно и незачем все расшифровывать. Всегда должна оставаться тайна.
- Почему вы вдруг обратились к "Запискам сумасшедшего" Гоголя?
- Американский режиссер Боб Уилсон, приезжавший в Москву на юбилей Таганки, предложил мне поработать с ним. Мы обсудили несколько проектов. Я сказала, что хочу сделать что-нибудь оригинальное, то что он никогда не ставил. И предложила Гоголя. Почему? - спросил он. Я объяснила:
- Когда Офелия играет сумасшествие на сцене, никто не говорит, что она сошла с ума, все смотрят, как она это делает. Но если актриса думает, что она Гоголь и пишет "Записки сумасшедшего", значит, она и в самом деле сошла с ума. Уилсон сказал: "Забавно", - с этим и уехал. Он перечитал Гоголя и вскоре сообщил по факсу, что он в восторге от этой идеи. Потом снова приехал, и мы стали работать.
- В одном интервью Уилсон сказал, что ненавидит психологизм и натурализм на сцене: "Алла же Демидова, - заметил американец, - обладает прекрасной физикой, и в ней есть загадка". Но когда зрители смогут увидеть вашу работу?
- Премьера планируется на будущую весну. Если все сложится, то в августе поеду к Уилсону в его культурный центр под Нью-Йорком. Самое сложное - компьютерный свет. Проект дорогой. Деньги дает итальянский продюсер. И еще Боб Уилсон решил вывести на международную арену молодого русского режиссера. Я посоветовала ему Кирилла Серебрякова, с которым записала на телевидении тридцать бунинских передач. К счастью, Кирилл знает английский, что тоже мне в помощь.
- А как же Театр "А"?
- Он так и существует вместе со мной. Театр "А" - это я сама и мои затраты. Я же трачу свои деньги на костюмы, музыку, реквизит... Так что выступаю от своего имени.
- В кино снимаетесь?
- На кассетах вышел фильм "Незримый путешественник" Игоря Таланкина и его сына Дмитрия. Василий Лановой играет Александра I, а я - его жену Елизавету Алексеевну. Картина - о нескольких днях императора в Таганроге, куда он зовет жену, чтобы в последний раз поговорить. Жизнь давно у них шла параллельно, но она едет к нему. У Елизаветы Алексеевны чахотка, по дороге у нее несколько раз идет кровь горлом. Супруги откровенно разговаривают, признаются, что в молодости любили друг друга, но судьба решила все по-своему... Александр сообщает супруге, что уходит в старцы. Он понимает, что в стране что-то происходит. Ему постоянно подают донесения о тайных обществах, но император не хочет ни во что вникать, никого ни казнить, ни миловать... Тогда-то Лев Толстой писал историю старца Федора Кузьмича, но не закончил ее, так как были сомнения в достоверности событий. Сегодня Дом Романовых и церковь признают эту версию. В старцах Александр прожил, как предполагается, сорок лет. Императрица же умерла по дороге, возвращаясь в Петербург.
- Где снимался фильм?
- В московском Нескучном саду, где сохранился двухэтажный особняк, декорированный художником под таганрогский дом. Костюмы наши хранились в том же саду, в Шахматном клубе. Когда случился знаменитый августовский дефолт, Мосфильм был опечатан, его счета арестованы. Поскольку мы работали вне студии, то закончили съемки, но уже без денег. Однако производство и прокат оказались в разных ведомствах, вот и фильм тоже оказался только на кассетах.
- Пушкин, Гоголь, Ахматова, серебряный век... А кто из современников интересует вас?
- Когда я была в жюри премии Букера, то прочитала более 60 романов. И явно перенасытила себя, хотя поняла, что современная литература существует. Но беллетристику мне меньше всего хочется читать. Я - в классике, в поэзии, в мемуарах. С удовольствием прочитала дневники и письма Пунина - мужа Ахматовой. Они свидетельствуют о том, как всякие компромиссы убивают талант.
- Однако без компромиссов невозможно прожить.
- Все так. Но чем объяснить, что все меньше мы видим больших актеров? Да и отношение к ним сильно поменялось. Раньше оно было уважительное - а сейчас все размывается. Место актера все ниже и ниже. Он - клоун. Актеру, однако, всегда нужно зеркальное отражение - публика. Зритель же сегодня может запросто сказать: "Да пошел ты, клоун!" А критика? Молодой человек, только начинающий смотреть театр, уже позволяет себе выносить приговор... Отвечать ему нелепо. Вот вам и компромисс. Грустно все это... Но меня спасает классика.