- Вот как раз в эту пору - весна, но снег в Москве еще лежал - под вечер доставили к нам летчика с обморожением, - рассказывает Евдокия Ивановна. - Ноги черные - только что не отваливаются. И запах ужасный. Говорю санитарам: несите в палату. А он ни в какую: не надо, я в коридоре до утра полежу. Спрашиваю: как звать? - "Алеша".
Это потом она узнает, что Маресьев сбил четыре вражеских самолета, что восемнадцать суток добирался до своих, прежде чем нашли его без сознания. Ночь проспал на морфии. А утром - операция. Очнулся - и в слезы: "Как без ног летать буду?"
Когда она первый раз принесла Маресьеву протезы, тот, видно, думал: сразу пойдет. Но тут же присел - от неожиданности. Потом стал тренироваться: днями напролет разминал колени на спинке кровати. Твердил: все равно буду летать. Медсестра соглашалась. Надев протезы и опершись на ее плечо, летчик до изнеможения топал длинными больничными коридорами.
Однажды Евдокия Ивановна (ее, кстати, и в молодости называли по имени-отчеству - так себя поставила) слышит: кто-то в палате на мандолине играет. Заглянула - Леша. Значит, дело к поправке...
У Евдокии Ивановны подруга была - Зина. Хорошенькая. Часто забегала к ней на дежурство в госпиталь. Маресьеву она нравилась. В выходной гуляют подруги по Измайлову, а вдалеке, со стороны аэродрома, шагает навстречу парень. И стук раздается. "Не иначе наш Леша..." - говорит Евдокия Ивановна. Приближается - сияет: "Девочки, знаете, что мне разрешили летать? Правда, пока на У-2".
Исчез надолго. А тут в госпиталь явился - грудь колесом. "Ты прямо, как герой", - не удержалась Евдокия Ивановна. "А я и есть Герой Советского Союза".
Когда Сталин подарил Маресьеву "эмку" - подкатил с шиком. Поехали к Зине на дачу. Он с собой друга прихватил - для Дуси. Но она была строгих правил и молодого человека проигнорировала. А к Зине Маресьев сватался, да ее родители воспротивились этому браку.
Пару лет назад Евдокию Ивановну пригласили выступить по телевидению. Про Маресьева рассказала... Ведущий спрашивает: "Давно его не видели?" - "Да уж лет пятьдесят прошло". - "А хотели бы встретиться?" - "Конечно", - простодушно говорит гостья. На телевидении, известно, всегда рояль в кустах. И как в популярной когда-то советской передаче "От всей души" появляется в студии Алексей Петрович. Даже если бы он неузнаваемо изменился за полвека, она его по стуку протезов узнала бы. Расцеловались.
После Победы номерной госпиталь расформировали, а медсестру Коренкову перевели в другой - имени Бурденко, где она и сейчас работает в травматологическом отделении. За эти годы подняла тысячи искалеченных войной ребят - безруких, безногих... Великая Отечественная, Афганистан, Чечня уже по второму кругу - считай, четвертую войну переживает Евдокия Ивановна в госпитале. Вряд ли еще кому на своем веку довелось увидеть столько мужских слез, сколько ей. И чем сильнее человек, тем труднее ему смириться с беспомощностью от увечья.
В 95-м или в 96-м - точно не помнит - привезли из Чечни офицера внутренних войск. Подорвался на мине - лишился ног. Сам одну культю шарфом завязал, другую - галстуком. Тоже зовут Алешей. Есть-пить отказывается. Молчит все время. Взгляд такой нехороший: будто задумал что-то сделать с собой. Евдокия Ивановна и так и сяк пыталась подступиться: где семья, есть ли детишки? А он вдруг: "Я обрубок, мне ни к чему жить". "Грех-то какой!" - ужаснулась Евдокия Ивановна. Стала она ему про того Лешу - Маресьева - рассказывать. Как зарядку делал, как протезы осваивал... "Главное - отчаянию не поддаться". А вскоре приехала его жена с двумя детишками. Повеселел, взбодрился, на протезы встал...
Через год случайно встретились, кинулся к ней: "Евдокия Ивановна, я ж на работу устроился. И танцевать научился".
...Не успели в госпитале поднять тех, кого посылали в Чечню наводить конституционный порядок, как оттуда пошел новый поток раненых - участников контртеррористической операции. "Война она и есть война, - рассуждает Евдокия Ивановна, - как ни назови. Обидно, что из-за бандюков ребята калечатся".
Сейчас у нее на попечении - 28 раненых. Четверо без рук, есть и такие, что ни рук, ни ног... Вася - тот еще с афганской. Одну ногу на войне потерял, другая - со сложным переломом. Время от времени приезжает на коляске - на восстановление.
- Всех жалко, - вздыхает Евдокия Ивановна. - И тех, кто без ноги и кто без руки. А больше всего - кто без глаз остался, света божьего лишился. Страшно оказаться вдруг в черноте.
Евдокия Ивановна неожиданно говорит:
- Хотите, я вам про свадьбу в госпитале расскажу...
Как раз случай с ослепшим лейтенантом. У него еще и кисти рук оторвало взрывом. Он отгородился темнотой от всех -ни одной просьбы. "Игорь, а девушка у тебя есть?" - между прочим спрашивает Евдокия Ивановна. Он как того и ждал: "До ранения встречался с женщиной. Очень хорошая. Только ребенок у нее... Ларисой зовут. В другом городе живет". "Давай ей позвоним", - предлагает Евдокия Ивановна. Не сразу, но согласился. И Лариса примчалась, поговорили они серьезно. Решили, что она рассчитается на работе и вернется навсегда. "Евдокия Ивановна, - зовет Игорь. Пошарил под подушкой и дает ей письмо. Почитайте. - Это Лариса оставила". А там: "Извини: я, наверное, не могу быть твоей женой..." Он плакал навзрыд: "Ведь, кроме Ларисы, я уже никого никогда не увижу!"
Евдокия Ивановна опять к "междугородке": "Ларис, ты что ж? Он ведь ждет". Так и сосватала. Закончились переговоры свадьбой в госпитале. Из загса женщину пригласили, шампанское открыли... У них уж сын растет. Второй.
По коридору загремели тележки - везут обед. Оживленный стук ложек, тарелок. Мимо пробегает молоденькая медсестра, докладывает на ходу: "Четверых накормила". Тех, кто сам не в состоянии. "А Володю?" - едва успевает крикнуть вслед Евдокия Ивановна. "Да он не хочет". - "Как это не хочет?" - она поднимается с кушетки и шаркающей походкой устремляется в палату - к парню с забинтованными руками.
- Давай-ка одну ложечку съедим. Вермишель молочная вкусная. Ты только попробуй. Не понравится - не надо, - как ребенка, уговаривает Евдокия Ивановна.
Смена у медсестер отделения - двенадцать часов. Но Евдокия Ивановна почти всегда задерживается в госпитале. Как ни банально, но он давно стал вторым домом, давшим ей сполна и бед, и счастья. Правда, недолгого. Здесь она познакомилась с будущим мужем.
Лежал с травмой инженер-полковник. Время уже мирное. Евдокия Ивановна бегает от больного к больному, а взгляд на себе чувствует. Никаких заигрываний - только будто изучает ее. Выписался - пригласил в театр. Через год предложение сделал. Все житейские радости, выпавшие на ее долю, уместились в те девятнадцать лет, которые они прожили душа в душу. Дуся с ним и на рыбалку, и на охоту... Сына растили.
Неожиданно у мужа обнаружилось страшное заболевание. Хирург госпиталя, делавший операцию, грустно сказал: "Евдокия Ивановна, не могу от вас скрывать. Не жилец".
А потом и сын - единственный - умер. Уже взрослым. Осталась у Евдокии Ивановны только работа. Чужих сынков да мужей ставить на ноги. Или на протезы.
В свободные от дежурства дни она из пустого дома отправляется в церковь. Молится за увечных: "Господи, дай им утешение". А себе просит только сил - чтобы еще немного поработать. Получает тысячу рублей. Доверительно сообщила, что ее, несмотря на давно пенсионный возраст, "не выгоняют". Наоборот, завотделением так и сказал: "Я за вас, Евдокия Ивановна, пятерых отдам". Ценят.