Размышления накануне 1 апреля
Найти общую формулу смешного, на первый взгляд, почти немыслимо. Достоевский считал, что в основе смеха лежит сострадание, Фрейд — подавленная агрессия, а Гоголь склонен был думать, что юмор, наоборот, ведет к примирению. Бергсон же доказывал, что юмор развенчивает всякую стереотипность: если рядом с выразительно жестикулирующим оратором поставить другого, в точности повторяющего его движения, — патетическое превратится в комическое, ибо свободная человеческая душа должна иметь неповторимые формы выражения.
Но ведь почти все религии, в том числе и гражданские, создают неизменные ритуалы, поэтому с точки зрения почти всех религий юмор греховен. Однако не только угрюмые Савонаролы, но и не в меру чувствительные люди тоже часто бывают лишены чувства юмора, ибо, по их мнению, сострадать следует всегда и везде, а потому черный юмор, без которого в затянувшихся ужасных ситуациях просто не выжить, представляется им кощунственным.
Юмору же смешна всякая серийность, смешно все, что решено «раз и навсегда». Он вообще не терпит абсолютов, ибо они претендуют оставаться неизменными всегда и всюду, а юмор именно против этого и восстает.
Когда исламский мир поднялся на дыбы
И не нужно наивных или лукавых оправданий:
И юмор, и пафос помогают нам примириться с несчастьями: пафос придает им трагическую красоту, а юмор, наоборот, их снижает. Обычный трагический конфликт: враждует не добро со злом, а добро с добром. Юмор тоже мощнейшее средство защиты, средство принизить тех, кто покушается на нашу свободу воли и свободу мысли, которые мы отчетливо, хотя скорее всего иллюзорно, в себе ощущаем. Однако за столь драгоценную иллюзию мы готовы восстать не только на религию и власть, но и на родного отца! А уж на такие неодолимые стихии, как болезни, старость, смерть, — тысячекратно. Не победим, так хоть потешимся.
Но чего не может обеспечить юмор — иллюзии нашего величия и бессмертия. Ибо возвеличивать он не умеет, он умеет только снижать.
После идеологических катастроф XX века, после Освенцима и Гулага наиболее чувствительные европейские интеллектуалы постарались отыскать корень всех бед — им оказался пафос. Если смотреть на вещи патетически, непременно возникнет чувство, что на свете есть вещи более важные, чем человеческая жизнь, — это чувство и есть первый шаг к идеологическим войнам. Следовательно, дабы их избежать, необходимо на все смотреть с иронией — с постмодернистской иронией, — тогда и не возникнет желания ни убивать, ни жертвовать собой.
Очень логично. Но остается одна вещь, на которую человек никак не может смотреть без пафоса, — это его собственная жизнь. И если дорожить лишь такой хрупкой, беззащитной и кратковременной святыней, то экзистенциальный ужас отравит всякое счастье и сделает горькой всякую шутку: если не на что смотреть без пафоса, то не для чего и жить.