ТВОРЧЕСТВО
- Станислав Сергеевич, приступая к съемкам ленты "Не хлебом единым", вы, помню, были полны сомнений: а нужна ли сегодня вообще такая картина? После победы фильма на ряде фестивалей, после переполненных залов вы, надеюсь, изменили свою точку зрения?
- Не изменил, к сожалению. Мою картину, кроме фестивалей, показывали пока только в Москве. При достаточной рекламе - достаточной, разумеется, для такого рода фильма, который не претендует на то, чтобы называться блокбастером. И тем не менее "Не хлебом единым" абсолютно провалился в прокате. Именно это я имел в виду, когда говорил: на фиг этот фильм кому нужен? Между тем я твердо знаю: у меня есть мои зрители. Их миллионы, десятки миллионов. Но они отлучены от фильма, они вообще сегодня не ходят в кинотеатры.
- Почему?
- По разным причинам. Для одних дорого. Даже в Москве, богатой нашей столице, многие не могут потратить 10 долларов на билет. Что же говорить о нищей провинции? Очень много интеллигентной и вполне состоятельной публики не ходит в кино потому, что им противна сама атмосфера нынешних кинотеатров с запахом прогорклого масла, попкорна. В самом зале сидят отвязные тинэйджеры, переговариваются по мобильным телефонам, жрут этот самый попкорн, гогочут в самых неподходящих местах. На задних рядах вообще черт те что происходит. Это уже не кинотеатр, это киношка. И наконец, многие нынче просто боятся ходить на российские фильмы - независимо от того, кто их снял. Особенно с семьей, с детьми. На американские фильмы ходить не страшно, а на российском легко можно нарваться на мат, на откровенно грубую, животную сцену. Словом, какое кино идет в кинотеатрах, такая публика его и хавает. И наоборот.
- Между тем многие считают, что вывести российское кино из кризиса могут не такие камерные, пронизанные духовным светом картины, как ваша, а исключительно блокбастеры...
- Это самый губительный путь, по которому только можно было пойти. Мало того, что наши дети воспитаны на американских компьютерных сказках и "страшилках", что зачастую одно и то же, так теперь к этому процессу подключились и мы. Все эти "Дозоры", "Турецкие гамбиты" - это же верный путь к дебилизации нации. Кого, вы думаете, встречают дети на фестивалях в Артеке и Орленке как героев-космонавтов? Артистов, изображающих четырех отморозков в фильме "Бумер". Они же не актерам рукоплещут, а их персонажам! Нет, только фильмы, пробуждающие добрые, благородные чувства, дающие надежду, вдохновляющие людей, - вот наша дорога. Не художник должен вдохновляться сегодня от людей, это нынче его задача - вдохновить зрителей, которые выходят из кинотеатра и окунаются в безрадостную действительность. Им нужно дать жизненные силы, чтобы пережить это трудное время. Слегка перефразируя классика, скажу: разруха сегодня не в стране - разруха в головах. В головах художников в первую очередь.
- С вашими наблюдениями по поводу публики, которая ходит нынче в кино, можно отчасти согласиться. Но ведь и драматические театры нынче полны, и их заполняют отнюдь не тинэйджеры с мобильниками...
- Вы действительно улавливаете разницу между театральной и киношной публикой? А я нет. Да какой нормальный человек пойдет сегодня в театр? Только человек с испорченным вкусом, с вывернутыми наизнанку мозгами. Одеть Гамлета в бронежилет, героев Островского в кроссовки, а Тартюфа в робу заключенного - это что? Это театр? Это авангард? Нет, это глупость и пошлость. И время, уверен, подтвердит мои оценки.
А что творится сегодня в модельном бизнесе? Идеалом красоты нынче почему-то считается женщина в последней стадии истощения. Это происходит потому, что люди, которые задают тон в высокой моде, зачастую страдают всякими психическими отклонениями. У них, извините, сексуальная ориентация не та. Им, видите ли, хочется в девушке видеть мальчика. Поэтому подиумы и оккупировали тощие безгрудые селедки, которых шатает от голода и изнурительных диет. Этот навязываемый нам тип "сексапильности" не похож ни на один из тех идеалов женской красоты, который культивировался веками. Нынешние топ-модели не похожи ни на женщин Боттичелли, Ренуара, ни на женщин Кустодиева, Зинаиды Серебряковой. А им слепо подражают юные девчонки, входящие в жизнь. Это же путь к физическому вырождению.
ПОЛИТИКА
- Не слишком ли вы мрачно смотрите на жизнь, Станислав Сергеевич?
- Мне многие так говорят. Но ведь недаром есть такое выражение: пессимист - это хорошо информированный оптимист. Вот в свое время я сделал фильм "Великая криминальная революция". Его на экраны не пустили. Тогда я написал книжку на эту тему. Ее перепечатывали из номера в номер многие провинциальные газеты, так что книгу в итоге прочитали десятки миллионов людей. Перечитайте ее сегодня - это же сладкие сопли, детский лепет, потому что жизнь суровее оказалась. Все, что я предсказывал, сбылось, только в более мрачном виде: коррупция нынче пронизала всю страну сверху донизу. Все-таки я владею информацией: уже много лет нахожусь в политике, езжу по стране, общаюсь с людьми, знаю цифры. И на основании всех этих данных, которые есть в моем компьютере (показывает на голову), я могу делать те или иные выводы. Хотя в последнее время я смотрю на жизнь чуть-чуть веселее.
- Почему?
- Потому что пусть постепенно, но многое стало лучше. Правда, лучше по сравнению с наихудшим. Мне кажется, страна нынче не так унижена, как при Ельцине и Козыреве. Промышленность потихоньку заработала. При том же Ельцине функционировало 10 процентов предприятий, созданных в Советском Союзе, а сегодня уже 80. Культура стала финансироваться лучше. Библиотеки, филармонии оживают, усадьбы восстанавливаются. Кинематограф рванул вверх, во всяком случае, в количественном выражении. К детям стали милосерднее относиться, для них вновь стали открываться пионерлагеря. Вы вдумайтесь: при Ельцине даже слово "пионер" было под запретом. Любая революционная власть старается первым делом вытравить у народа память о прошлом. Недаром на знаменах всех этих большевиков - Ельцина, Гайдара, Бурбулиса, Полторанина - был начертан один лозунг: все, что было до нас, - все плохо. Северный морской путь нам не нужен, пионеры не нужны, патриотизм ни к чему. Сейчас все это потихоньку восстанавливается. Но медленно, не все доживут.
- Вы только что назвали главных наших демократов первого призыва коммунистами. Но тут всякий вспомнит, что вы сами примыкали одно время к КПРФ...
- Во-первых, я никогда не был членом партии. Ни в КПСС, ни в КПРФ, если вам интересно, не состоял. И люди сжигали партбилеты по моему призыву, между прочим. Жгли костры, стоя ночи напролет в очереди, чтобы попасть на показ моего фильма "Так жить нельзя", а потом выходили из зала и бросали в те костры партийные билеты. Вот мое отношение к коммунистам и коммунизму. Драма перестроечной эпохи была в том, что на смену одним коммунистам пришли другие коммунисты. Только если зюгановцы, уже все зная о преступлениях Ленина и Сталина, продолжали ходить с их портретиками, взяв тем самым на себя все преступления КПСС, то ельцинисты оказались хитрее и, если угодно, подлее. Они сказали: извините, мы к прегрешениям прежней власти не причастны. Хотя, разумеется, имели к ним самое прямое отношение. Я не верю в их демократические убеждения, потому что нельзя быть всю жизнь коммунистом, а наутро проснуться антикоммунистом. Нельзя быть атеистом, а назавтра стать верующим. Что касается меня, то я уже в 25 лет все понимал про советскую систему и не питал иллюзий на этот счет.
- И тем не менее вы поддерживали Зюганова в его борьбе за президентский пост, все это помнят...
- Да, я поддерживал Зюганова в его борьбе против Ельцина. Потому что Зюганов был в тот момент для страны меньшим злом. Я сегодня убежден в этом еще больше, чем тогда. У Зюганова, если бы он не оказался трусом, были все шансы выиграть президентские выборы 1996 года. И ничего бы страшного не произошло. Вот "розовый" Квасьневский отработал два срока в Польше, и при нем дела шли лучше, чем сейчас. Мог прийти Зюганов к власти и у нас. И это было бы для страны благом. Ведь Ельцин за второй срок успел разрушить все, что только мог. А Зюганов этого бы точно не сделал.
- Нынешние идеологи нас учат, что художник должен быть вне политики. А вы, Станислав Сергеевич, весь в политике...
- Это сказки, что художник может быть вне политики. Многие мои коллеги играют в политику, но стесняются в этом признаться. Вернемся опять к ситуации 1996 года. Когда власть испугалась, что Зюганов может победить, по телевидению уже в день выборов, что является прямым нарушением законодательства, выступали деятели искусства, в том числе и мои коллеги по кино, с призывами отдать голоса за Ельцина. Так что наша интеллигенция - она всегда в политике. При политике. Какая бы власть ни была на дворе, ее неизменная позиция - снизу. Как говорит замечательный писатель Юрий Поляков, любимый праздник нашей творческой элиты - это холуин.
- Но вы-то сами, Станислав Сергеевич, входите сейчас не в оппозиционную, а в правящую партию "Единая Россия"...
- Да, потому что я убедился, что Путин - это все-таки не Ельцин. И надо работать вместе с ним. А с кем еще? Больше не с кем. Вот с ним и будем восстанавливать разрушенную страну. Абсолютно разрушенную. Потому что ущерб, нанесенный годами правления Ельцина и Гайдара, не только сопоставим с ущербом, нанесенным Великой Отечественной войной, нашествием оккупантов, но и многократно его превышает. Тогда страна успела восстановиться за одну пятилетку, а сколько времени понадобится нам нынче? То-то и оно.
ХАРАКТЕР
- Станислав Сергеевич, вы так смело раздаете характеристики своим коллегам. Не боитесь опалы?
- У меня нет друзей в мире кино. Какая-то часть нашего так называемого кинематографического сообщества меня просто ненавидит. Я не собираюсь агитировать в свои поклонники деятелей экрана. Но хоть то, что я сделал в Думе для развития, поддержки кино, они должны оценить? Но никто мне даже спасибо не сказал. Наоборот, на последнем съезде Союза кинематографистов драматург Володарский сказал обо мне: а что он там, в Думе, делал, он в шахматы играл. Вот тебе и вся благодарность от коллег.
- Вас не угнетает ситуация, что вы такой волк-одиночка в кинематографической стае?
- У меня же есть зрители. Посмотрите, как они меня встречают, как я много для них значу, какие письма они мне пишут... Что рядом с этим благосклонность того или иного коллеги? Пустое.
- Вы находитесь, как я могу судить, в замечательной бойцовской форме. Есть секреты, с помощью которых держите себя в физическом, интеллектуальном тонусе?
- Конечно, есть. Записывайте. Никаких диет. Никакого спорта. Никакого размеренного образа жизни. И как можно больше алкоголя. А курю я столько, что скоро уже взорвусь от этого курева.
- Вы, наверное, сейчас иронизируете?
- Ну почему же? Я действительно так живу. И в этом смысле веду себя, как сэр Генри из романа "Портрет Дориана Грея", который, помнится, любил повторять: я готов на все, чтобы вернуть молодость - но только не делать зарядку, не соблюдать диету и не вставать слишком рано. К сожалению, а может, к счастью, я не заряжен на твердый распорядок жизни. Я человек свободный. Полная внутренняя свобода - вот что дает мне силы.
- Как будете отмечать юбилей?
- Да никак не буду. 69 лет - это еще куда ни шло. А праздновать 70-летие мне противно.
- Противно?
- Ну да, противно, что все заканчивается так быстро.