Актрисе Ольге Кабо исполнилось 45 лет. О чем она и поведала «Труду»
В Московском доме музыки состоится премьера спектакля с участием Ольги и известной исполнительницы романсов Нины Шацкой «Я искала тебя...», посвященного Марине Цветаевой и ее дочери Ариадне Эфрон. Накануне Ольга рассказала о том, как понимает материнство, предназначение женщины, женскую судьбу в искусстве.
— В отличие от большинства женщин, вы не скрываете свой возраст...
— Просто я к нему отношусь спокойно. Живу с уверенностью, что впереди еще много прекрасных открытий. Дни рождения как любила в детстве, так и люблю до сих пор. Кроме того, исполняется 30 лет моей творческой деятельности. И спектакль — своеобразный творческий отчет перед самой собой и перед зрителями.
— Марина Цветаева увлекалась древнегреческой мифологией и назвала свою дочь в честь античной героини. Но у мифологической Ариадны трагическая судьба. Возможно, Марина Ивановна, дав дочери такое имя, невольно обрекла ее на жизнь, полную испытаний и лишений?
— Я тоже верю в судьбоносную силу имен. Мы с мужем нарекли своего сына Виктором, победителем, поскольку хотели, чтобы в имени была заложена определенная сила. Что же касается пророчеств Марины Цветаевой, то их множество в ее стихах, она будто видит все, что ждет ее детей в будущем. На плечи Ариадны действительно легли ужасающие испытания. Но удивительно: читая ее письма из лагеря, я не чувствовала обреченности. Там любовь к жизни, поэтическое отношение к миру. Думаю, эта душевная сила помогла Ариадне Сергеевне вернуться из ссылки человеком тонким и неравнодушным.
— Как-то Белла Ахмадулина сказала мне в интервью, что красота Марины Цветаевой — больше чем красота. Ариадна Эфрон была невероятной красавицей. На ваш взгляд, красота дается человеку как дар или как испытание?
— Николай Заболоцкий в своих стихах рассуждает о том, что есть истинная красота: «Сосуд она, в котором пустота, / Или огонь, мерцающий в сосуде?» Тот огонь, который жил в стихах Цветаевой, делает ее невероятно красивой. Ее красота вечна, она вне времени и пространства.
— Ольга, а со своей дочерью Таней вы строги?
— Не люблю перегибов ни в чем. С Таней мы больше подруги. Особенно остро я почувствовала, что она уже взрослая девушка, когда родился сын Витюша. Таня — моя главная помощница, самый близкий мне человечек. Хотя это, конечно, не отменяет моей строгости в отношении ее учебы, здесь я мама требовательная. Главное для меня — чтобы она выросла человеком добрым и порядочным. С ее детства мы любим устраивать вечерние посиделки перед сном, делимся сокровенным. Я стараюсь зарядить дочку энергией любви, поэзии.
— Марина Ивановна была неравнодушна к нарядам, любила украшения. Отразилось ли это в вашем спектакле?
— Для цветаевского проекта художница Виктория Севрюкова задумала костюмы-трансформеры: по ходу действия цыганская шаль внезапно превращается в тюремный узелок, а черное модное пальто преображается в солдатскую шинель. Мы с Витой давно дружим и часто встречаемся на сценической площадке. Всегда с нетерпением жду того часа, когда костюмы будут готовы, зная, что платье, созданное Витой, мгновенно становится моей второй кожей. Надев новый костюм, я будто примеряю на себя новый образ, послушно подчиняюсь силуэту и задумке моей любимой художницы. Кстати, Вита придумала наши с Ниной костюмы и к нашему первому спек-таклю «Память о солнце» по лирике Анны Ахматовой.
— Наивный вопрос: чья поэзия вам ближе — Ахматовой или Цветаевой?
— Нет однозначного ответа! Если Ахматова гармонична даже в трагических проявлениях, то Цветаеву окружает трагическая дисгармония. Что касается слога, то мне гораздо легче было работать со стихами Анны Андреевны, я запоминала их легко, они как-то сами оставались в памяти. А вот с Мариной Ивановной пришлось потрудиться! Мы с замечательным режиссером нашего спектакля Юлией Жженовой буквально препарировали цветаевские строки, метрономом выверяя ритм, выстраивая кардиограмму ее неспокойной рифмы.