.jpg)
В Нижегородской опере устроили охоту за Красотой
В Нижегородском государственном академическом театре оперы и балета имени Пушкина показали ораторию Генделя «Триумф Времени и Разочарования», поставленную в сотрудничестве с Международным Дягилевским фестивалем. Счастливая идея – обратиться к одному из прекраснейших творений гения барокко, сочиненному им на заре (ослепительной!) своей карьеры – в Риме, куда он поехал впитывать высшие премудрости европейской музыки, а вышло так, что сам стремительно, в 22 года стал одним из главных ее светочей. Притом форма сочинения еще свободна от имперской пышности британского периода – по сути перед нами камерная фантазия для четырех певцов и небольшого оркестра на вечную тему – «что есть красота и почему ее обожествляют люди». То, что нужно для новой компактной и стильной сцены, которую недавно обрел театр – Пакгауза на Стрелке.
Собственно, генделевские оратории не обязательно ставить сценически. При жизни композитора их, в отличие от опер, и не инсценировали. Но впоследствии традиция воспринимать Генделя как прежде всего театрального композитора сказалась на судьбе и ораториальных партитур, включая «Триумф». Например, в памятной многим продукции пятилетней давности в Московском академическом музыкальном театре ее авторы даже, пожалуй, перестарались в своей театрализации, что, впрочем, неудивительно: режиссера Константина Богомолова и либреттиста Владимира Сорокина никак не отнесешь к приверженцам аутентичного воспроизведения шедевров прошлого. Сорокин даже и либретто русское написал полностью свое; накладываясь в виде визуального текста на звучащие итальянские стихи, оно создавало режущие смысловые диссонансы. Например, в знаменитейшей арии Lascialaspina соавтор Генделя, кардинал и поэт Бенедетто Памфили говорил «всего лишь» о привлекательности роз и опасности их шипов, а Сорокин услышал в этой дивной мелодии… гимн сперме как началу всего живого.
Создатели нынешней версии избежали подобных провокационных крайностей. Правда, и им бы, оживи сегодня Гендель с Памфили, нашлось чем удивить авторов начала XVIII века. Начиная с заменыголосов солистов, среди которых сохранил свою изначальную стать лишь тенор-Время (Сергей Годин). Понятно, кастратов, которые пели три остальные партии – Красоты, Наслаждения и Разочарования – нынче взять неоткуда, и названные роли достались соответственно сопрано Диляре Идрисовой, меццо-сопрано Яне Дьяковой и контратенору Андрею Немзеру. Впрочем, это изменение вряд ли столь уж радикально по сравнению с оригиналом. Более существенна смысловая переакцентировка. В произведении Памфили – Генделя аллегорические персонажи не столько конфликтуют между собой, сколько в диалогах (пусть и доходящих иногда до острого спора) приходят к совместному выводу: подлинное наслаждение – в освобождении от телесных соблазнов и приобщении к высшей, небесной истине.
В трактовке московского режиссера Елизаветы Мороз («Труд» уже писал о другой ее постановке в Нижнем Новгороде – «Кармен») мы наблюдаем совсем иное. Красоту (девушку в роскошном золотистом платье) в самом начале, еще до первых звуков увертюры, похищают из партера, то есть из обыденной жизни, и приносят на сцену, где затем на протяжении двух с половиной часов действия та самая тройка – похожее на пастора Время, вальяжный «папик» Разочарование и женщина-вамп в огненном парике Наслаждение – устраивает наивной веселушке издевательский квест. По его ходу подопытной читают мораль (это в лучшем случае), дурят (открывает рот Наслаждение, но поет свои жесткие инвективы Разочарование), пугают (показывают муки познания истины, сравнимые с терзаниями грешников в аду), срезают брови, ресницы и локоны, заставляя плакать кровавыми слезами и, наконец, приводят к решению укрыться от всего этого ужаса в гробу… Да и все пространство сцены, придуманное художником-постановщиком Сергеем Илларионовым, при внимательном рассмотрении оказывается склепом с задником-колумбарием, где отчетливо видны портреты Генделя и Баха (Елизавета потом сказала мне, что там десятки композиторов эпохи барокко). То есть мы на пороге царства мертвых, где над тобой изрядно поизмываются, прежде чем доведут до убеждения, что лучше покинуть мир живых, если хочешь, чтобы тебя перестали дергать, щипать, ломать, толкать, давить во всех смыслах, от физического до морального. А когда жертва «готова», ей на смену, опять же как бы из публики, выцепляют другую – на сей раз хорошенького мальчика, которого тут же раздевают до трусов (понятно, золотистых, он ведь следующий в бесконечной цепочке Красот), и дальше его ждет то, чего мы уже не увидим, но легко можем вообразить.
Концепция, не лишенная логики, хотя в практическом воплощении, может быть, перегруженная деталями вроде драки Красоты с Разочарованием за портрет Достоевского (намек на хрестоматийную фразу «Красота спасет мир»?) и беспрестанного иллюстративного мельтешения восьмерки фигур миманса (без которого и так все понятно). Говорят, на недавней мировой премьере постановки в Перми, где Дягилевский фестиваль отдал ей просторную главную сцену оперного театра, эта перегрузка была менее заметна…
Но вот с музыкой решение Мороз сочетается удачно, показывая, что генделевский материал намного богаче контрастами, чем того требовал исходный условно-философский «сюжет». Абстрактному Времени из какого-нибудь ученого диспута вряд ли понадобились бы такие эмоциональные выплески, как ария №9 «Я поверг на землю даже исполинские статуи Гелиоса», чей сумрак сравним с самыми скорбными ариями Баха, и свирепый №39 «Безумен тот рулевой, который не хочет сменить курс, даже если ветер неблагоприятен». Не менее многолико Наслаждение, от баюкающего менуэта №20 «Прекрасный юноша чарующими звуками пробуждает радость» до злобной арии №52 «Как туча, гонимая ветром, убегаю от тебя во гневе и ожесточении». Драматизация помогает зрителю ощутить подлинную эмоциональную глубину этих генделевских музыкальных находок.
.jpg)
Особенно богаты подобными перепадами партии Разочарования и Красоты, выступающих главными противоборствующими образами оратории. Тут и раздраженные срывы сладкоголосого Разочарования на агрессивное аллегро (№23 «Человек думает, что Время отдыхает»), и жесткий ритм галопа в речитативе №36 «Клянусь, ты закрыла глаза и не смотрела в зеркало истины» – рядом с печальной мелодией «Прекрасные слезы зари» (дуэт №50 со Временем) и просветленным монологом «Истинное Наслаждение превыше земного», во время которого артист с благостным видом… листает газету «Музыкальное обозрение» (завершение 36-го номера).
Что до милой простушки Красоты, она начинает с веселой песенки «Верное мое зеркальце»(№2), на равных соревнуется с одним из виртуознейших инструментов ансамбля – гобоем в №8 «Сонму наслаждений велю охранять мои мысли», после учиненной ей трепки в квартете №41 (как раз где дерутся за Достоевского) впадает в раскаяние в арии №45 «Я хочу изменить свои прежние желания»и завершает ораторию скорбно-умиротворенным признанием «Ты, избранный посланник небес»(№54).
Столь сложно закрученную полифонию аффектов, логик и драматургий с одинаковым старанием, хотя с несколько разными результатами передают четверо солистов. Больше других предстоит работать над собой, убирая излишнюю открытость звука, наверное, Яне Дьяковой – но она ведь и наименее опытна среди участников исполнения. По иронии судьбы, именно ее персонажу Гендель отдал свою самую известную арию «Избегай шипов, срывая розы» (№43), с богатой орнаментикой которой молодая певица справилась довольно успешно.
Из удач куда более искушенного тенора Сергея Година отмечу уже упомянутые арии №№ 9 и 39, особенно последнюю из них, требующую виртуозного владения техникой фиоритур.
Трудно было найти лучшего исполнителя ироничной роли и партии Разочарования, чем Андрей Немзер, сделавший своего героя лукаво-инфернальным предводителем таинственной тройки устроителей квеста, этаким Мефистофелем, играющим своей жертвой и, в отличие от гетевского персонажа, обыгрывающим ее.
Счастливым назову и выбор исполнительницы главной (хотя она не обозначена так у Генделя) роли Красоты. Диляра Идрисова – признанный мастер барочной аутентики, в чьем багаже – «Золотая маска» за генделевского «Геракла» в Башкирской опере. Ее кантилена, одинаково трогательная в мечтательных и скорбных ариях, ее подобный американским горкам дуэт с гобоем в упомянутом 8-м номере, сам ее цельный и светлый имидж стали подлинным украшением исполнения.
Наконец, отдадим дань энтузиасту барокко – дирижеру и скрипачу Дмитрию Синьковскому.
.jpg)
Минималистичный генделевский инструментальный ансамбль (всего восемь исполнителей) зазвучал у него сотнями нюансов, особенно выделились насыщенностью красок солирующие гобои и виолончели. Приглашение этого московского музыканта два года назад на пост главного дирижера труппы – одно из удачных решений художественного руководителя Нижегородской оперы Алексея Трифонова. Оно и театру придало новый импульс в освоении громадной терра инкогнита, каковой до последнего времени оставалась не только в Нижнем, но вообще в России музыка барокко (за исключением ограниченного круга шлягеров). И самого Дмитрия втянуло в оперный мейнстрим, что уже принесло труппе такой успех, как упомянутая «Кармен». А скоро грядет «Евгений Онегин» – правда интересно?