Евгений Евтушенко — это уже не просто классик. Это поразительный пример и поэтической, и жизненной стойкости. Нынешним летом в свои 83 он проехал со стихами всю Россию — от Москвы до Дальнего Востока. Баловень судьбы, собиравший когда-то стадионы, объездивший мир еще во времена железного занавеса, друживший со знаменитостями и споривший с властью без роковых для себя последствий, никак не желает считаться с новыми обстоятельствами. Со старостью и физической немощью, а главное, с тем, что поэт в России сегодня всего лишь поэт — и не больше... Вернувшись из большой поездки, Евтушенко тут же угодил в больницу и перенес операцию — теперь его сердцу помогает кардиостимулятор. Но перед этим поэт успел дать интервью «Труду», с которым сотрудничает многие десятилетия и по праву считает своей газетой.
Между прочим, Евтушенко еще и кинодеятель. На недавний фестиваль «Окно в Европу» в Выборг он приехал с показом фильма «Похороны Сталина», вышедшим на экраны 25 лет назад. В этой ленте он был сам себе режиссер, сценарист и актер. Там, в Выборге, и состоялось наше интервью. Евтушенко рассказал о том, что не вошло ни в его картину, ни в книги, вольно переходя от серьезных тем к романтичным историям, артистично меняя при этом тембр голоса и жестикулируя. А руки у Евтушенко удивительно красивые — длинные, стремительные и размашистые, как крылья...
— Евгений Александрович, в «Похоронах Сталина» юный герой, поэт Женя, цитирует тютчевские хрестоматийные строки о том, что умом Россию не понять... По-вашему, действительно не стоит подключать голову к осмыслению всего, что происходит с нами и страной, а надеяться только на сердце?
— В Архангельске живет очень интересная женщина Мария Аввакумова. Когда я готовил антологию русской поэзии, она прислала мне поправку к тютчевским стихам, где изменила лишь пару слов. А смысл стал другой, жестче: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить. У ней особенная стать — но сколько можно только верить?» Действительно, сколько можно? С одной стороны, вера — великое дело, но при одном условии: если в своей вере вы не ошибаетесь. А если ваша вера иллюзорна? Я никогда не отрицал того, что нередко заблуждался. Но, к счастью, появлялись люди, которые меня поправляли.
— Как Мария Аввакумова — Тютчева?
— Или как прекрасная актриса и очень умная женщина Лидия Сухаревская, всего лишь верной интонацией изменившая смысл строк в моей поэме «Братская ГЭС». В поэме я пытался ответить на серьезный вопрос, столкнув лбами египетскую пирамиду и Братскую ГЭС. В древнем шедевре архитектуры имеется нечто общее и с Санкт-Петербургом: величие результата, с одной стороны, и рабский труд миллионов — с другой.
Это противопоставление вечно и в истории, и в искусстве. Пушкин нарисовал два портрета Петра Первого: государя-победителя в поэме «Полтава» — и ужасающего повелителя, который гонится за обыкновенным человеком в поэме «Медный всадник». То есть Пушкин отдает должное фигуре Петра, но при этом его не идеализирует. Александр Сергеевич предупреждал нас, чтобы мы любили Петра осторожно... Так вот, помню, как я с великим пафосом читал свои строки из «Братской ГЭС»: «Прославлено терпение России. / Оно до героизма доросло. / Ее, как глину, на крови месили, / ну, а она терпела, да и все». А в постановке в Театре на Малой Бронной Лидия Сухаревская, не меняя слов, прочитала их так, что гимн терпению зазвучал как сатира. Благодаря тому прочтению Лидии Сухаревской я вообще стал иначе смотреть на наше извечное русское терпение.
С «Братской ГЭС» связан и случай, произошедший с моим близким другом, замечательным артистом Евгением Урбанским. Я пригласил Женю на первое публичное чтение поэмы. Читаю: «Когда меня пытали эти суки, / и били в морду, и ломали руки, / и делали со мной такие штуки — / не повернется рассказать язык...» И вижу, как по его лицу текут слезы. Потом Женечка мне эти слезы объяснил: «Это ведь о моем отце. Он был гидростроителем, его арестовали, пытали и сослали в лагерь...»
— Евгений Александрович, а есть ли вообще справедливость в мире?
— В жизни справедливость встречается, хотя сказать, что она всегда торжествует, было бы большим преувеличением. А вот в мире, в истории... Парадокс в том, что именно в борьбе за справедливость происходит самое большое количество несправедливости. Яркий пример — убийство террористами царя Александра Второго, который освободил крестьян. Вот и Ленин добивался справедливости, мстил за казненного брата, а кончил идеей лагерей (я сам видел в архивах документы, подтверждающие, что ГУЛАГ создавался по приказам Ленина). Один мудрец высказал истину, которая очень мне близка: «Милосердие выше справедливости». Вот вам ответ на вопрос.
— Фильм «Похороны Сталина» начинается со сцены, когда мальчики выстроились в очередь за поцелуями опытной девушки. За рубль. Насколько автобиографичен ваш фильм?
— Во-первых, герой фильма Женя, хоть и поэт, — не Евгений Евтушенко в 17 лет. Да, я наделил его многими своими чертами, но это портрет поколения. Мой отец не был арестован, но арестованы оба дедушки, среди моих друзей и одноклассников было много тех, чьих родственников забирали по доносам, расстреливали. Тот фильм — продолжение моего стихотворения «Наследники Сталина», опубликованного в «Правде» в 1962 году, а до этого запрещенного. Кстати, во время съемок фильма «Похороны Сталина» перед каждой сценой я читал стихи актерам массовки. Замечу, что все эти люди снимались в фильме бесплатно.
Что касается сцены с поцелуями и вашего вопроса, случалось ли такое со мной и моими сверстниками, отвечаю: было, случалось. Запретный плод сладок. А вот мой сын, который тоже пишет стихи, всерьез считает, что без любви целоваться не надо. Старомодное представление? Но есть и такая молодежь.
— Верите ли вы в то, что Маяковский убил себя из-за несчастливой любви?
— В том, что Маяковский покончил жизнь самоубийством, нет сомнений. Причин было много, они слились в одну. Действительно, он любил Татьяну Яковлеву, русскую эмигрантку, с которой познакомился в Париже в 1928 году, и она его любила. Я встречался с Татьяной Яковлевой. Она рассказала, что готова была уехать с Маяковским в СССР, но ее не пустили. Против брака Маяковского и Яковлевой были многие как в СССР, так и со стороны белой эмиграции во Франции. Стихи Маяковского «Письмо к Татьяне Яковлевой» из-за строк «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — одну или вдвоем с Парижем» при жизни поэта остались мечтой...
К сожалению, тема самоубийства — от любви или нелюбви — болезненна и в наше время среди молодых. У меня есть задумка снять фильм по своей повести «Голубь в Сантьяго», предостерегающий от самоубийств. Знаю, что в свое время эта история спасала некоторых людей от рокового шага. Кстати, замысел этой картины исходил от Феллини, который, прочитав «Голубь в Сантьяго», позвонил мне: «Эудженио, ты обязательно должен снять фильм по этому произведению!».
— Вам нравятся фильмы Феллини?
— Разве Феллини может не нравиться? Правда, я люблю не только Феллини, но и весь итальянский неореализм. Мой самый любимый фильм, оказавший на меня огромное влияние, — «Похитители велосипедов» Витторио де Сика. Увы, современные итальянцы плохо знают свой кинематограф, многие из них не видели шедевров неореализма.
— Евгений Александрович, наверняка в вашей жизни был учитель, наставник, абсолютный пример?
— Для меня такая личность — Андрей Дмитриевич Сахаров. Перед ним многим людям было стыдно. Он всегда напоминал мне о совести. К сожалению, Сахаров ушел из жизни непонятым и неуслышанным. А ведь Сахаров отстаивал не такие уж сложные вещи: что все должно быть во имя человека и ради человека. Выступал против бедности, унижения, бесправия. Он имел неосторожность назвать свои взгляды не слишком понятным словом «конвергенция», хотя на самом деле это просто «мирное существование». И сегодня главная задача — предотвратить большую войну, уберечь мир от новой угрозы. Ради этого необходимо постараться найти точки соприкосновения со всеми народами и странами — то есть встать на путь разумного идеализма. Самая опасная идея, которая сегодня навязывается, — превосходство одних идей и наций над другими.
— Раньше писателей называли пророками, мудрецами, властителями дум...
— Василий Розанов даже предположил: если бы Толстой был жив, то Первая мировая в 1914-м не разразилась бы. У Толстого были последователи во всем мире, и его голос очень много значил. Кстати, Ганди был последователем Толстого, и Мандела впоследствии им стал. Увы, сегодня нет гениев такого масштаба. Ни в России, ни в США. Талантливые люди сегодня очень разобщены, сидят по своим норкам.
— Мы и Запад преодолеем противостояние?
— Обязаны. Идеальное устройство человечества — единая семья, от чего мы пока очень далеки. Нельзя строить политику и карьеру на поисках врага, вовлекая во вражду целые народы. Я был в 97 странах, причем не как турист, а с лекциями и чтением стихов, и плохого народа ни разу не встречал. Плохие люди, к сожалению, есть...
— Евгений Александрович, не могли бы вы дать отдельный совет нам, женщинам: как выжить в сегодняшнем жестоком мире?
— Это я должен у вас спросить, как вы умудрились сохранить в душе такой запас романтики, идеализма. Вот и оставайтесь такой. Берегите чистоту и любовь, как это делали в течение веков русские женщины. На вас вся надежда. Из всех производств самое главное — производство порядочных людей. Можно, я поцелую вас в знак уважения?
