В Малом театре представили свои «Маленькие трагедии»
Наверное, не найдешь в нашей стране театра, не откликнувшегося бы на нынешний юбилей Пушкина. Но на некоторые афиши смотришь с особым ожиданием – те, что на стенах, которые помнят живого Александра Сергеевича. Малый – среди этих избранных. На сей раз данью долгой совместной памяти (самому театру в этом году 268 лет, а зданию на Театральной площади ровно 200) стали «Маленькие трагедии».
Характерен уже сам выбор этих сценических притч о людских добродетелях и пороках. Если, например, Ленком Марка Захарова в недавней премьере «Кабаре Пушкин» из четырех маленьких трагедий выбрал три, опустив «Скупого рыцаря» (он для режиссера Алексея Франдетти оказался «недостаточно музыкальным»), то в Малом Алексей Дубровский прямо начинает с этой новеллы с ее закодированной темой страха.
Барон в исполнении Василия Бочкарева опасается, что легкомысленный сын Альберт (Алексей Фаддеев) растранжирит все его богатство, накопленное с громадным трудом за целую жизнь. Он ведь помнит биографию каждого луидора, попавшего эту в золотую «копилку», оттого так боится смерти: «туда» ничего с собой не заберешь. Скупость Барона делает его изгоем в обществе. Сердце старика давно окаменело, ему никого не жаль, даже собственного сына, вынужденного ходить на турниры в дырявом шлеме и тем самым вызывать насмешки товарищей. Из подполья поднимается площадка с сундуками, набитыми золотом. Только в них Барон видит смысл и гарантию собственного существования. Тем не менее остановить время нельзя, оно властно над богатыми точно так же, как над бедными. Пробил час и Барона: в его сторону летит перчатка, означающая дуэль с сыном. Но во имя чего готовы убить друг друга родные люди? «Ужасный век, ужасные сердца», резюмирует страшную коллизию Пушкин.
Еще один людской порок – это зависть, воплощением которой для Пушкина стал Сальери, согласно мифу (но не исторической правде, принесенной здесь поэтом в жертву собственной идее) отравивший Моцарта. Как могло случиться, чтобы композитор, сам не обойденный успехом, подсыпал более талантливому другу яд в бокал с вином, как ревность к гению могла заглушить голос совести? Михаил Филиппов открывает закоулки темной души Сальери, оправдывающего собственное злодеяние тем, что, по легенде, когда-то подобное совершил «создатель Ватикана» (так он называет Микеланджело).Сальери в исполнении Филиппенко – человек сильный, решивший взять грех на душу, потому что убежден: «Что пользы, если Моцарт будет жить / И новой высоты еще достигнет? / Подымет ли он тем искусство? / Нет, оно падет опять, как он исчезнет».
Дон Жуан в исполнении Игоря Петренко тоже не раскаивается, убив на поединке Дона Альвара – престарелого мужа Доны Анны (необыкновенно красивая, как и ее героиня, Полина Долинская), в которую он впервые в жизни – по крайней мере так уверяет ее и самого себя – влюбляется по-настоящему, а она, покоренная сладостными речами, не в силах поверить, что незнакомец на кладбище и есть убийца. Может быть, история «Каменного гостя» и закончилась бы удачно, но Дон Жуан решил заглянуть по ту сторону смерти, куда живым заглядывать не положено. И надгробная статуя, сойдя с пьедестала, забирает его в царство тьмы (перед пропастью которого и Пушкин, суеверный, как многие творческие люди, испытывал мистический ужас).
Возможно, этот символ показался постановщикам настолько сильным, что на нем они поставили точку, оставив за бортом «Пир во время чумы»…
А те три новеллы, что вошли в пушкинский вечер Малого театра, режиссер Алексей Дубровский и художник Мария Утробина объединили масками в черных плащах, танцующими под музыку Георга-Фридриха Генделя, любимого композитора Сальери. Словно черные вороны, кружат они вокруг Моцарта, не давая ему прорвать замкнутый круг обреченности.