Петр Тодоровский вполне заслужил такие почести. Но его проводят в последний путь скромнее
Сегодня Москва простится с Петром Тодоровским — народным артистом России, замечательным режиссером, сценаристом, оператором, композитором и просто чистым, искренним, светлым, во всех смыслах слова красивым человеком. Прощание с автором «Военно-полевого романа» пройдет в Доме кино.
Не будем грешить на несправедливость судьбы, Петр Ефимович прожил на свете немало — 87 лет. Но и немало горького, а то и страшного повидал на своем веку: в детстве прошел через страшный голодомор, в юности работал разгрузчиком угля на электростанции, в Великую Отечественную
Ветеран, фронтовик, орденоносец — про таких говорят: соль земли, совесть нации. Он и был, по моим многолетним наблюдениям, такой негромкой, тихой совестью в нашем изъеденном распрями киносообществе. Никогда не дружил против кого-то. А дружил по-настоящему с лучшими людьми поколения: Андреем Тарковским, Владимиром Высоцким, Булатом Окуджавой, Александром Володиным, Марленом Хуциевым, Зиновием Гердтом, Эльдаром Рязановым, Георгием Данелией. За всю свою жизнь ни разу не выступил с гадкой речью, не подписал ни одного стыдного письма, не снял ни одного заказного фильма. Снимал по совести, жил по правде — как требовала фронтовая закваска, как велел долг перед погибшими друзьями.
Всегда старался говорить правду, но не был при этом диссидентом. Делал свое дело, как он сам говорил, тихой сапой, хотя цензура не знала пощады и по отношению к его фильмам — на один только «Военно-полевой роман» пришло 19 поправок. Да, бывало, хитрил, но только для того, чтобы сберечь фильм. Когда на Венецианский фестиваль послали его картину «Верность», для которой по настоянию чиновников он вынужден был снять официозно-фальшивую сцену, Петр Ефимович перед фестивальным сеансом ее просто вырезал, дав итальянскому киномеханику в качестве гонорара бутылку водки. Назавтра таким же образом (только уже за две бутылки — цена за ночь выросла) поступил Марлен Хуциев, который привез в Венецию фильм «Мне двадцать лет». Обрезки сложили в мешок и выбросили в мутные воды венецианского залива. А через неделю оба вернулись в Москву с наградами престижнейшего фестиваля мира.
Самое поразительное, что у Тодоровского, лауреата отечественных и международных кинофестивалей, номинанта премии «Оскар», не было режиссерского образования, только операторское. Не заканчивал он также ни сценарных, ни актерских курсов, ни тем более консерватории. Но при этом замечательно работал с актерами, писал для своих фильмов сценарии, музыку, песни, прекрасно играл на гитаре и аккордеоне. И сам снялся как актер в фильмах «Был месяц май», «Трясина», «Курсанты».
Гениальный самородок, Тодоровский уповал не на диплом о высшем образовании, не на профессиональные штудии, а на интуицию художника, на генетическое чувство правды, заложенные в каждом человеке. Петр Ефимович охотно признавался в том, что он, дескать, плохо образован (всем бы такое «плохое образование»), но при этом, правда, с улыбкой добавлял: «Ум и талант не всегда совмещаются в человеке. Есть хорошая пословица: „Чем глупее фермер, тем крупней картофель“. Это часто бывает в искусстве».
«Фермерские грядки», возделанные Тодоровским, дали вполне изобильный и качественный урожай. Он снял как оператор шесть картин, поставил 17 собственных лент, к большинству из которых написал сценарии и музыку. Среди них, например, такие любимые народом, изящные, светлые, хотя и с неизбежной горчинкой фильмы, как «Фокусник», «Городской романс», «По главной улице с оркестром», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Интердевочка»... Но его полувековой творческий путь, как трассирующей автоматной очередью, прошит фильмами о войне. Вслед за поэтом-фронтовиком Юрием Левитанским, он мог сказать о себе: «Я не участвую в войне, война участвует во мне». Неотступно и верно, раз в
Когда уходят выдающиеся мастера, мы часто говорим: с ним ушла эпоха. Иногда это фигура речи, не более того. Но со смертью Тодоровского эти слова обретают первозданный смысл. Он ведь и вправду был одним из последних режиссеров, актеров, писателей, кто видел войну в лицо. Сергей Бондарчук, Александр Алов, Григорий Чухрай, Арсений Тарковский, Василь Быков, Булат Окуджава, Виктор Астафьев, Григорий Поженян, Григорий Бакланов, Борис Васильев — эти боевые соратники Тодоровского, кто раньше, кто позже, но уже ушли из жизни. И он, по сути, в последние годы оставался хранителем памяти и правды о войне в нашем кино. Пока он жил, снимать о тех великих и страшных четырех годах войны низкопробную коммерческую чепуху было неудобно, стыдно. Теперь его не стало. И значит, с ним действительно ушла эпоха.
Сергей Шакуров: «Он работал полушепотом»
— Он необыкновенный во всех отношениях мужик старой закалки, старой гвардии. Помню, они очень близко дружили с Зямой Гердтом, и мне посчастливилось бывать в этой компании настоящих русских солдат, прошедших войну. Я многому научился у них. И у того и у другого — тонкое чувство юмора, с непередаваемым одесским оттенком.
А потом мы близко познакомились на картине «Любимая женщина механика Гаврилова», что принесло мне огромное удовольствие. Спасибо ему большое за приглашение на эту роль. Хотя кандидатом на нее был еще Володя Высоцкий. Но я, по-моему, с честью все сделал. Сам придумал концовку, и Петр Ефимович мне помог в этом плане. У Бодрова же (Сергей Бодров-старший — сценарист фильма. — «Труд») этот Гаврилов должен был приезжать на инвалидной коляске, весь перебинтованный. Мне это не понравилось, прямо плохо стало, когда увидел на съемочной площадке эту самую коляску. Люся Гурченко (исполнительница главной роли. — «Труд») меня поддержала. Перед самыми съемками мы все переиграли, попросили Бодрова сыграть моего товарища, который меня от милиции отмазывает. Чистая импровизация, которой Петр Ефимович не ожидал. Но потом уже своим талантом на крупных планах — вот это стекло, разделяющее героев, руки на нем и т.д. — он сделал абсолютно точный финал.
Потом мы очень много раз встречались, я хорошо знаю его семью, жену Миру. Петя воспитал великолепного сына-режиссера. Собрал, слепил такого талантливого человека, в нашем кинематографе занимающего одно из ведущих мест.
Он никогда ни на кого не давил, в том числе на актеров. Работал, можно сказать, полушепотом. В этом они очень схожи с Марленом Хуциевым, с которым он тоже очень дружил. Мы же еще задолго до «Механика Гаврилова» снимались вместе в картине «Был месяц май». Петр Ефимович сыграл такого обаятельного капитана, красивого мужика. Картина с необычной атмосферой, с непохожим ни на кого почерком Марлена Мартыновича. У нас на ней образовалась дружная компания единомышленников. И та же самая манера ведения съемочного процесса — на полушепоте.
Петенька, вы знаете, любил попеть под гитарку, которую всегда с собой возил, она у него неизменно под боком была. В моменты отдыха он становился душой компании. Играл великолепно, слух — абсолютный, и когда наступало утомление от бесед насчет бренного нашего бытия, то ему говорили: «Петя, давай лучше споем». Он вспоминал простые русские песни, чаще всего — военные...
Николай Бурляев: «Это талант чаплинского масштаба»
— Тодоровский был участником войны, прошел ее до Берлина. И в его фильмах — правда. Они по-настоящему дают понимание того, что такое война. И главное — каков человек на этой войне. Человек, победивший очень мощного врага!
Знаете, он никогда не расставался с гитарой. Как только выдавалась свободная минута, трогал струны. И было много любимых мною песен, которые Петр Ефимович исполнял, но самая любимая эта: «Городок провинциальный, / Летняя жара. / На площадке танцевальной /Музыка с утра...» Это из «Военно-полевого романа», на стихи Гены Шпаликова. Разучивал ли он что-то новое на гитаре, и когда делал это — неизвестно, я не заставал его за этим занятием, но Петр Ефимович был поразительно музыкальным и ко многим своим фильмам писал музыку сам. Вообще его талант — чаплинского масштаба, но вдобавок ко всему Тодоровский был еще и прекрасным оператором.
Я сыграл в 70 фильмах и работал с пятью десятками режиссеров, но такой любви к актерам, какая была в Тодоровском, не встречал. Петр Ефимович очень тщательно отбирал актеров и полностью им доверял. И мы доверяли ему и, как могли, поддерживали. Например, при съемках «Военно-полевого романа» я каждое утро, начиная смену, говорил: «Это будет замечательный фильм!», чем поначалу даже пугал его, он трижды плевал через плечо. Но потом уже, как за допингом, шел за этой фразой: остановится передо мной и ждет, когда я ее произнесу.
Во время тех съемок Петр Ефимович очень нервничал. Наверное, понимал, что делает лучший фильм в жизни, свою исповедь. Александр Нетужилин, роль которого он мне доверил — это практически он сам. Ведь в основе сценария — совершенно реальная история. Петр Ефимович во время войны был платонически влюблен в женщину — подругу комбата. Но судьба развела их. А когда война кончилась, он как-то встретил эту женщину в центре Москвы. Она... торговала пирожками у ЦУМа! Тодоровский рассказывал, что тогда не подошел к ней. Но как драматург додумал — а что могло бы быть, если бы все-таки подошел? Так родился сценарий фильма «Военно-полевой роман».
Наверное, один из ярких случаев, демонстрирующих, как он работал — съемки сцены, где мы втроем: я, Чурикова и Андрейченко. Холодно, зима, а мы выясняем отношения у крыльца. И вдруг Петр Ефимович занервничал, забегал и говорит ассистентке: «Яблоко какое-нибудь принесите, яблоко!» Нашли два-три яблока. Он говорит мне: «А может, ты в этой сцене, когда обе героини зададут тебе вопрос, очень жестко, даже агрессивно откусишь это яблоко?» Так появилась эта краска, очень украсившая сцену. Он всеми клетками своей души чувствовал ткань фильма и мог импровизировать прямо на съемках. Кстати, позволял это делать и актерам.
Петр Ефимович был солнечным человеком. Я никогда не видел в нем внутреннего непокоя, тем более агрессивности. Он был создан таким, это просто божья душа. Я сейчас нахожусь в Хабаровске. В момент, когда пришло известие об уходе моего дорогого друга, я был у Высокопреосвященнейшего Митрополита Хабаровского и Приамурского. Попросил владыку в его церкви отслужить панихиду по новопреставленному Петру Тодоровскому. Не знаю, верующий ли он был или нет — мы о вере с ним не говорили никогда. Это все равно. Память о нем останется навсегда, пока будет существовать кинематограф.
Николай Лебедев, кинорежиссер: «Я влюбился в сценарий Тодоровского, но поставить его мог только он сам»
— Необыкновенно талантливый. Пылкий. Искренний. Доброжелательный. Гостеприимный. Всесторонне одаренный. Кристально честный. Азартный. Трепетный. Глубокий. Чистый. Светлый. Мудрый. Человечный.
Это все о нем, о Петре Ефимовиче. И это — лишь малая часть самых добрых эпитетов, которые сполна подходят к его имени.
Мне посчастливилось общаться не только с его проникновенными, тонкими, пронзительными фильмами, не только с его музыкой, не только с его замечательной драматургией и актерскими работами, но и с ним самим. Лично. Это было счастье. Незабываемые минуты. Я был начинающим кинематографистом, а он — мэтром, суперзвездой; однако разделяющее нас расстояние словно бы исчезало с одной только его улыбкой, и я чувствовал себя так, будто становлюсь равным ему. Такая улыбка и такое отношение к другим людям — удел только очень больших, по-настоящему крупных личностей.
Совсем недавно я прочел новый сценарий Тодоровского — очень человеческий, как всегда, и очень настоящий. Я влюбился в этот сценарий, но точно знал, что поставить его сможет один-единственный человек — только сам Петр Ефимович. Только он сможет удержать эту высокую интонацию любви и признательности к людям, спасшим человечество на излете страшной войны. Я сказал об этом Тодоровскому и, кажется, он огорчился и не поверил, подумал, что материал мне не понравился. Но я был честен и, пожалуй, прав: рассказать с экрана историю Тодоровского мог только Тодоровский. Он — и никто другой. Потому что незаменимые есть, и Петр Ефимович Тодоровский — один из них, немногих, по-настоящему незаменимых...
Как горько, что теперь его нет. Тоскую и скорблю.
И какое счастье, что Тодоровский был в нашей жизни и в нашем кино. Потому что будут меняться моды и течения, а простая, искренняя, светлая интонация фильмов Тодоровского, его улыбка, его музыка, его голос останутся. Навсегда.