- Дмитрий, говорили, что вы делаете для ночного эфира "России" тележурнал "Новое", а вы неожиданно оказываетесь ведущим программы "Я готов на все!"...
- Для альманаха "Новое" мне удалось собрать коллектив талантливых молодых журналистов. Мы даже сделали пилотный выпуск. Но поскольку я поставил трудновыполнимую задачу - актуальную журналистику облечь в дорогую и цветастую форму повествования, у нас вышло не совсем то, что задумывалось. И мы с руководством канала решили отправить проект на доработку. Как раз в это самое время мне предложили поучаствовать в кастинге ведущих новой программы. Но после того как меня утвердили в роли ведущего, выяснилось, что "Я готов на все!" предполагает длительные командировки - на шесть-семь месяцев - за рубеж, так что ни о какой доработке "Нового" речи быть уже не могло.
- Во время программы "Я готов на все" мне порою вспоминается Станиславский с его знаменитой фразой: "Не верю!" Все-таки подвиг ради любви не может быть выполнен по заказу.
- Если такое ощущение возникает, значит, мы что-то недоработали, но никакого обмана здесь нет. В 2005 году, сами понимаете, инсценировки типа "Окон" не пройдут. Между прочим, участники шоу выяснили, что попали на телевидение в самый последний момент. Началось все с объявления в одной из центральных газет, предлагавшего помочь реализовать мечту своего ближнего. Все звонившие нам думали, что участвуют в каком-то странном эксперименте. В течение двух месяцев они посещали кабинет психолога в Институте общей психологии Академии наук, даже не предполагая, что когда-нибудь перед ними появится Дибров с камерой. Из тысячи с лишним откликнувшихся на объявление после всех тестов остались лишь шестнадцать человек. То, что мы предлагаем им совершить, благодаря точной диагностике психологов настолько точно угадывает их затаенный страх, что во время испытания они забывают о существовании камер.
И это крайне важно, потому что иначе мы бы не получили в кадре такие лица и глаза. По Фрейду, стресс, перенесенный в детстве, не исчезает, а вытесняется в область бессознательного и влияет на работу всего психического аппарата, проявляясь в сознании в виде тех или иных необъяснимых мотиваций и эмоций. И каждый участник программы борется не с реальной опасностью, а с собственным страхом, зачастую ни на чем не основанном.
Например, самая высокая в Европе "тарзанка", с которой прыгал один из наших героев, на самом деле совершенно безопасна, потому что имеет три степени страховки. В другом сюжете акула, два часа назад плотно поужинавшая, вряд ли укусит женщину, нырнувшую в бассейн, хотя на всякий случай сзади нее плывут четыре аквалангиста с гарпунами. Но дело в том, что наша героиня панически боится воды.
- А вы-то сам на безумство ради любви способны?
- Конечно, я же отдал в 2001 году программу "О, счастливчик!" ради любви к НТВ и неверно понятой свободе слова. Это было настоящее безумство. А что-то личное?.. Даже и не знаю, что вспомнить. Ведь в общепринятом смысле личной жизни у меня нет, поскольку основную часть своего времени, а также мыслей, сил и чувств я отдаю телевидению. Я человек телевидения в прямом смысле этого слова.
- А какой смысл телевизионный человек Дмитрий Дибров вкладывает в понятие "любовь"?
- Самое точное определение любви, на мой взгляд, дал немецкий поэт Рильке: "Любовь - это кричащее отсутствие". Здесь все: и самоотверженность, и отчаяние, и дума только о любимом, и понимание друг друга, и совпадение жизненных пазов, и многое, многое другое. Как бы изощренно ни пытались дать иное определение - все будет вивисекцией над любовью. Лучше Рильке ее определить невозможно.
- Согласны ли вы с теорией, утверждающей, что каждому мужчине в юности при формировании характера очень важно пережить неразделенную любовь? И было ли что-либо подобное у вас?
- Наверное, как и у всякого другого человека, было. В принципе это мысль неглубокая, хотя довольно точно констатирующая положение вещей. Если ты умеешь любить, то рано или поздно столкнешься с неразделенной любовью. Ведь любовь чем-то похожа на лотерею, далеко не каждый билет которой является выигрышным. Мне кажется, что каждому 16-17-летнему мальчику стоит пережить любовь взрослой женщины, это может многому его научить. Она способна сделать с ним то же, что делает гончар, превращая бесформенную массу глины в кувшин, что-то такое завершенное...
- Ведь и у вас в молодости был роман с женщиной старше вас лет на 15-20? То есть сейчас вы говорите о себе?
- И не только. Очень многие мои собратья по полу проходят через подобные переживания. Опыт, в том числе и мой, показывает, что это очень благотворное начало эмоциональной жизни, воспитания чувств.
- Однажды вы сравнили любовь с многотомником, и в какой же его части вы сейчас находитесь?
- Смотрю оглавление.
- То есть как человек, который открыл книгу и выбирает новый рассказ?
- Или с удовольствием перечитывает уже известные. Согласитесь со мной, что новелла, которую не стоит перечитывать во второй-третий раз, не заслуживает того, чтобы ее читали и в первый. Одномесячные романчики меня не устраивают. Первое же появление на моем горизонте женщины, с которой я потом проживу много лет (а больше трех - это много), сразу вызывало сладостное ощущение - "моя"... "Мои" обладают какой-то энергетической аурой, которую я немедленно и безошибочно определяю. Нельзя жениться на той, с которой не готов умереть.
- При этом в светской хронике есть такой фразеологизм: "новая девушка Диброва". Интересно, это игра на имидж или вы действительно такой увлекающийся, ветреный?
- Своим имиджем я никогда не занимался и не занимаюсь. Ничего специально не делаю для того, чтобы обо мне написали то-то и то-то. Более того, делаю все возможное, чтобы не написали, но все равно пишут. Что касается "новой", то я хотел бы узнать, а кого они считают "старой"? Мне это слышать очень странно, ведь уже больше четырех лет я живу с одной и той же девушкой, перед ней была девушка, с которой я прожил три года.
- То есть влюбчивым человеком вас назвать нельзя?
- Почему же нельзя? Ведь я умею любить и влюбляться, просто со мной это происходит не так уж часто.
- У вас двое детей, поддерживаете ли вы с ними отношения?
- Все мои бывшие жены - глубокие, интересные люди, и они не препятствуют тому, чтобы я общался с детьми. Но дети требуют к себе особенного внимания и... талантливого, что ли, отношения. Я пока не нашел в себе такого дара...
- Ваш сын учится в Институте телевидения и радиовещания, надо думать, он там оказался с вашей помощью?
- Ни в коем случае, сам туда поступил. Классического конфликта отцов и детей в наших отношениях нет, но некоторая разность этапов жизни чувствуется, это естественно. Поэтому мы с ним не всегда понимаем друг друга. Сын уже достаточно взрослый и почти сформировавшийся человек, он все решает сам. А вот дочь я хочу после школы отправить учиться во Францию, думаю, это ей будет полезно...
- Говорят, вы строите себе в Подмосковье большой дом.
- У меня нет бизнеса, дающего такие доходы, на которые можно было бы построить загородный дом. Несколько лет назад я взял кредит в банке, на который купил себе квартиру. Правда, почти сразу, даже не окончив ремонта, продал ее.
- Говорят, что жизнь напоминает синусоиду. По собственному ощущению - на каком этапе жизненного цикла вы сейчас находитесь?
- Моя жизнь на синусоиду не похожа. Вот уже много лет я сижу на шампуре телевидения. Я ежесекундно проверяю напор масла, уровень тормозной жидкости и могу сказать, что пока мой механизм работает нормально.
- А вот после вашего ухода с Первого и долгого отсутствия в эфире ходили упорные слухи, что Дибров спивается.
- Особенно будет смешно, если это вы расскажете коллективу, с которым я в течение полугода делал альманах "Новое"... Впрочем, что-то похожее у меня в жизни было. В 1994 году я делал 90-минутную программу "Воскресенье с Дибровым". За эти полтора часа мне платили сумасшедшие по тем временам деньги, и с понедельника по субботу от меня никто ничего не требовал. Начиная с некоторого момента я стал понимать, что мне как творческой единице конец и поэтому ушел из эфира, приняв предложение Сергея Лисовского заняться программой "Свежий ветер". На меня смотрели как на сумасшедшего, а я был счастливейшим человеком, потому что у меня были своя монтажная, своя студия, свой коллектив. Мы вытворяли, что сами считали нужным. Днем монтировали мои коллеги, а вечером я садился делать межпрограммные фокусы, клипы, новеллы.
И вот однажды с красными глазищами после трех ночей работы за компьютером, пребывая в состоянии эйфории, поскольку только что поставил точку в очень интересной телевизионной работе, я возвращался домой. В подъезде ко мне подошла женщина и спросила: "Куда вы пропали с телевидения?" Я был потрясен. Только что я сделал маленькую революцию по титрованию в кадре, сложил их так, как никто до меня не складывал. Мне-то казалось, что сейчас я нахожусь на самой стремнине телевизионного процесса, занимаюсь тем, чем будет прирастать отечественное телевидение. А оказывается, с точки зрения человека, находящегося по ту сторону кинескопа, я куда-то исчез. Это было огромным разочарованием. Поэтому хочу заявить: как в течение последних пятнадцати-двадцати лет я ежеминутно занимался телевидением, так собираюсь им заниматься и дальше. Телевидение - это судьба.