В средней школе N 16 траурная тишина. В директорском кабинете - портрет бывшего хозяина в черной рамке.
- Детей сейчас нет, карантин, - поясняет Владимир Федорович Буяновский, еще недавно завуч, а теперь и.о. директора. - Оно и лучше, пусть учителя отойдут от транса. Пахомыч для школы - фигура, личность, он со дня основания здесь. Слишком добрый и слишком честный, стольким людям помог, а тут самого подкосило...
Он умел собой владеть, этот большой, добродушный, с медвежьей походкой человек, слывший оптимистом и душой коллектива (другое дело - какой ценой это давалось). Его благоразумие, душевность и доступность вселяли чувство уверенности в других, защищенности. Манохин вечно хлопотал за кого-то: выбивал матпомощь, устраивал в больницу. А сам с семьей так и жил в покосившейся хатке с "удобствами" во дворе. Бывало, чтобы купить новые туфли, директор школы месяц выковыривал металлолом в каком-то карьере. Чтобы заплатить за операцию дочери, супруги Манохины продали обручальные кольца. Из летнего отпуска Пахомыч вернулся не отдохнувшим, а вконец измученным. Жена Татьяна Георгиевна, учительница немецкого в этой же школе, проговорилась коллегам: все лето, не разгибая спины, они вкалывали на огороде, а потом продавали овощи на базаре, чтобы помочь сыну переехать в отдельную квартиру. Точнее, торговала она, а муж подвозил овощи на тележке. После того как директора публично высмеял "крутоватый" папаша ученика-лоботряса, Пахомыч начал стесняться стоять за прилавком.
Январь обрушил на него удар за ударом. Вначале пришла телеграмма из Тульской области о внезапной кончине матери. Месячной зарплаты директора (двести гривен, чуть меньше тысячи рублей) с трудом хватало на дорогу, пришлось залезать в долги. Домой с похорон Манохин вернулся подавленным: если бы не братья и сестры, не смог бы мать похоронить. Стресс спровоцировал сильные боли в ноге, врач поставил диагноз:
- Тромбофлебит. Нужна операция, если не хотите, чтобы ампутировали ногу.
В семье с ее жалким бюджетом операция была непозволительной роскошью. Не желая расстраивать жену, Пахомыч поделился бедой только с другом, таким же нищим учителем.
Десятого января школа участвовала во всеукраинском митинге в поддержку президента и реформ, организованном областными госадминистрациями в пику антикучминской демонстрации на Крещатике. Ледяной ветер хлестал по лицу, трепал полотнища транспарантов. У женщин, державших флаги и плакаты, ломило от холода пальцы. Манохин разрешил им свернуть плакаты, спрятать руки в карманы. Тут-то бдительный чиновник и отчитал его, как мальчишку, намекнув, что "с рук ему это не сойдет".
Трагедия случилась ночью, за несколько дней до 57-летия Николая Пахомовича. Ко дню рождения директора учителя готовили небольшой капустник. Застолье состоялось, но, увы, по другому, прискорбному поводу. Когда Татьяна Георгиевна прочла коллегам ксерокопию предсмертной записки мужа (оригинал забрала прокуратура), они испуганно замерли. То, о чем привыкли говорить шепотом, прозвучало вслух диссидентской крамолой. Человек, решившийся на смерть, позволил себе высказать наболевшее: и претензии к чиновникам, затеявшим очередную необдуманную реформу с 12-летним образованием и 12-балльной шкалой оценок, прозванной в народе "штормом в 12 баллов". И горечь по поводу унижения нищенской зарплаты учителей. И рассказать о том, что стало последней каплей, переполнившей чашу терпения...
Общество, осудившее старую монопартийную систему, когда учителей добровольно-принудительно отправляли на октябрьские демонстрации, а любой инструктор райкома мог устроить им идеологизированную взбучку, - не только не учло исторического опыта, но и загнало педагогов в еще более унизительные условия. Говоря на уроках о торжестве демократии, голодные и униженные учителя вынуждены по-старому трепетать перед чиновниками, безоговорочно участвовать в политических акциях, мириться с тем, что учебники стали предметом заработка коммерческих структур, а учебные программы зависят от субъективных взглядов власть имущих. Учителя оказались втянутыми из одной конъюнктуры в другую. Манохин не захотел с этим смириться.
Вместе с Татьяной Николаевной Моисейкиной, заместителем начальника Мариупольского отдела народного образования, мы пытаемся осмыслить ситуацию. В Мариуполе у педагогов положение лучше, чем в целом по Украине: зарплату не задерживают, дают десятипроцентную надбавку.
- Медицинской страховки, правда, никакой, самой на операцию друзья собирали, - соглашается Татьяна Николаевна. - Но в городе четыре тысячи учителей, держатся, есть и семейные, и матери-одиночки. Причина все же не в ситуации только, а и в человеке.
Она права: за достойное свое существование каждый борется сам. Кто-то репетиторствует, кто-то берет взятки, кто-то "челночит". А в Донецке в прошлом году трех учительниц поймали на проституции. Другие находят более достойные выходы.Случаются и трагедии: пожилая учительница выбросилась из окна, другая, мать-одиночка, сошла с ума и убила ребенка...
Открываем медицинский справочник, раздел "Причины самоубийств". И первая же фраза - будто специально о нем, о Манохине: "Основная причина суицида - ощущение человеком бессмысленности своего существования, продиктованное обстановкой в обществе, в частности, экономической нестабильностью, идеологической неразберихой, переоценкой общественных норм морали".
Когда три года назад на площади в Краснодоне сжег себя в знак протеста горняк, тот инцидент пытались списать на "крутой пролетарский характер". Директор школы Манохин был мягким, даже сентиментальным человеком, но выход из тупика почему-то увидел тот же.
Пахомыч ушел из жизни тихо и деликатно. Чувствуя ответственность за коллектив, учеников и семью, он всем оставил инструкции. Коллегам - как отметить грядущий школьный юбилей, жене - у кого занять денег на похороны, детям - как выстоять в этой жизни. И у всех попросил прощения. На его поминках народу было больше, чем на том злополучном митинге. Директора десяти мариупольских школ написали другу прощальное письмо, которое назвали: "Прости, Пахомыч..."
"Прости, Пахомыч..."