21 января в подмосковном поселке Речник начался снос домов местных жителей. Для людей, живущих в поселке, приход судебных приставов стал началом настоящей войны. Жители Речника организовали штаб и готовы вместе отстаивать свои дома. Наш корреспондент побывал на месте событий и пообщался с защитниками поселка.
Архитектура Речника не впечатляет большими формами и изысками. Не меньше половины зданий — деревянные домики. Встречаются и компактные особняки за высокими заборами.
Толпу возле одного из таких особняков видно издалека. Большей частью она состоит из людей в черной форме судебных приставов. Они перекрыли улицу и не пропускают местных жителей.
— Там работает техника, — объясняет один из «силовиков». — Поступил приказ никого пока не впускать.
— Я не могу попасть домой уже целый час, — чуть не плачет женщина, но ее мольбы остаются без внимания.
Под техникой подразумевается большой оранжевый экскаватор с гидравлическим молотом, который методично уничтожает каркас недоразрушенного здания. Это первый дом, с которого начался снос поселка Речник.
Валерий Смирнов, который живет по соседству, рассказывает, что раньше этот дом принадлежал
— В 4 утра приехали люди в форме, привезли экскаваторы. Соседа вытащили на улицу, положили лицом на капот и начали крушить дом, — вспоминает Валерий. — До сих пор никто поверить не может, что такое действительно могло произойти.
Участок Валерия занимают двухэтажный деревянный дом, который он строил по частям, гараж и несколько пристроек.
— Вот здесь прошла вся моя жизнь, — рассказывает Валерий Смирнов, проводя по своим владениям. — Отец получил землю в 1956 году, когда работал на водоканале слесарем. Вначале поставили сарайчик, потом времянку. Потом уже дачу.
Последние годы Валерий с семьей жил здесь. Теперь ему нужно будет решить вопрос, как уместиться всем вместе в однокомнатной квартире, где уже живут его родители.
— Все началось несколько лет назад, когда городские власти впервые заговорили о том, что с нашим поселком надо разобраться. Вначале отключили здесь электричество и воду. Мы перешли на генераторы и стали привозить воду в бутылях. Потом начались суды. Сейчас иски поданы одновременно в адрес товарищества «Речник» и в адрес каждого местного жителя. Свой первый суд низшей инстанции я проиграл. Пытаюсь подать апелляцию. Если вопрос решить не удастся, мой дом — следующий на снос.
Всю мебель и вещи из дома Валерий уже вывез. Оставил внутри лишь
— Больше всего мать жалко. Каждое лето они с отцом отдыхали здесь. Папа еле ходит, у мамы диабет. Она очень волнуется. Боюсь, может и не пережить, если его снесут. Да и мне становится не по себе, как представлю экскаватор на своем участке. Один из наших уже грозился, что, если придут приставы, он себя обольет бензином и подожжет. Вот и я думаю, чем смотреть, как крушат твой дом, не проще ли его спалить, — размышляет Валерий. — Опять же, если сдаться, то завтра такое же может произойти в любом другом поселке. Мы не олигархи и не бандиты. Мы обычные люди.
Его слова прерывают громкие крики с улицы. Группа рабочих и судебных приставов окружила новый дом. Но местные жители не дают начать снос.
— Почему власти и чиновники в нашей стране по другую сторону баррикад от граждан? — возмущается мужчина в горнолыжном костюме.
— Да потому, что вы понастроили здесь особняки, которые мы по три дня снести не можем. Хороши дачные домики, — отвечает ему главный пристав.
— Вы не можете начинать снос, пока хозяина нет дома!
— У нас постановление суда!
Дискуссия продолжается около 15 минут, но стороны так ни к чему и не приходят. В результате, аккуратно оттеснив протестующих, приставы расчищают место для экскаватора с ковшом. В считанные мгновения он сковыривает ворота и принимается за забор.
— Решение по этому дому еще не принято, хозяин сейчас находится в суде, а они уже ломают, — судачат в толпе.
— Кто же виноват, что судебная система не поспевает за исполнительной.
Махнув на все рукой, от толпы отделяется ветеран Великой Отечественной войны Филипп Михайлович Цыглаков. Сильно хромая, он идет в сторону своего дома. Ранение в ногу он получил еще во время войны, когда партизанил в Калининградской области. Филипп Михайлович — не единственный в поселке, кто пережил войну. В другом конце Речника живет Елена Александровна Штэпа, которая
— Мог бы я предположить во время войны, что наступит день, когда в мой дом придут власти и снесут его? Даже не знаю, — почесывает голову Филипп Михайлович. — Хотя, конечно, было бы логичнее, если бы это сделали немцы.
— А ваш дом тоже снесут?
— Сказали, что вначале уберут капитальные новые дома, а потом через год доберутся и до наших, старых.
— И что же,
— Какая может быть надежда, если за тебя взялись власти?
— Где вы будете жить?
Прежде чем ответить, Филипп Михайлович улыбнулся:
— Мне 91 год. Я свое уже пожил. Думаю, мне осталось уже немного.
Жалуясь на холод, он прощается и скрывается в своем старом доме.
Вечером в тесном здании правления поселка идет совещание жильцов Речника. Его участники настроены воинственно.
— Можно попробовать баррикадироваться в домах. Тогда они нас не выкурят.
— Главное — оставаться в правовом поле. Нужно, чтобы каждый написал письмо в администрацию президента. Тогда на нас обратят внимание, — обсуждают они способы борьбы с приставами.
— И необходимо, чтобы перестали перекрывать дорогу к поселку и улицу, а то по несколько часов невозможно доставить лекарства больным.
За последние годы в Речнике умерло уже 17 пожилых людей и еще 16 получили инфаркты и инсульты. Но сдаваться они не намерены. Большинство жителей чувствуют себя и ведут себя так, как будто на войне.