Собеседниками корреспондентов «Труда» стали люди, которым по долгу службы положено отрывать взор от бренной земли...
Когда я недавно увидела кадры из космоса, с борта МКС, где сегодня со своими коллегами несет вахту российский космонавт Михаил Тюрин, я сразу вспомнила нашу встречу в США в те дни, когда Михаил только готовился к этому полету. Достала диктофон с записью нашего разговора... И вот он, этот разговор, перед вами.
— Девчонкой мне выпало увидеть Гагарина — он приезжал во дворец пионеров на Ленинских горах. Верите, но я запомнила на всю жизнь и тот летний день в середине 60-х, и черную «Чайку», и профиль улыбающегося Юрия Алексеевича... А вы Гагарина видели?
— К сожалению, нет. Когда он погиб, мне было восемь лет.
— Зато вы прилетали в Нью-Йорк по случаю открытия бюста Гагарину в музее «Колыбель воздухоплавания».
— Да, тут мне посчастливилось. Бюст Гагарину здесь, в музее истории авиации и космонавтики, — признание не только его выдающихся достижений в покорении космоса, но и бесспорных личных заслуг в укреплении дружбы между народами, удивительного человеческого обаяния, покорившего миллионы людских сердец во всем мире.
— Вас не печалит тот факт, что сегодня люди вашей профессии уже не пользуются таким восторженным вниманием, каким они были окружены в гагаринскую эпоху?
— Ну что вы, о чем тут печалиться? Все меняется, и наша профессия тоже. Да, она стала более будничной, но ведь и, не забывайте, и намного интереснее, чем на заре космонавтики. Если бы Гагарину и другим первопроходцам показать те возможности, которые открываются перед сегодняшними экипажами МКС, думаю, они бы нам позавидовали.
— А сколько раз вы летали в космос?
— Я побывал в экспедициях на МКС дважды: в 2001-м и 2006-2007 годах (сейчас Михаил работает в своей третьей экспедиции на станции. — «Труд»). В общей сложности провел на орбите около года. Пять раз выходил в открытый космос и однажды даже сыграл в гольф: запустил мяч в космическую бездну. Даже не знаю, попал ли.
— Сегодня легче попасть в отряд космонавтов, чем, скажем, в 1960-х?
— Наверное. У меня все произошло естественным образом. По образованию я инженер. В 1984 году окончил Московский авиационный институт по специальности «Создание математических моделей и производство летательных аппаратов». Поэтому считаю себя в первую очередь инженером, в должностные обязанности которого входят в том числе и полеты в космос.
— Вы мечтали стать космонавтом с детства?
— Не буду преувеличивать и уверять, что осуществил свою детскую мечту. Я с полетами свое будущее не связывал. Хотя любому инженеру интересно посмотреть на результаты своего труда. Зачисленный в 1984 году в штат ракетно-космической корпорации «Энергия», я рос потихонечку: стал старшим инженером, ведущим инженером: И как-то мне предложили: «А не хочешь попробовать себя в отборе в отряд космонавтов?» Я попробовал. Меня зачислили туда в 1994-м. И только через три года я был назначен в экипаж. А полетел еще через четыре года. Так что дело это не быстрое.
— Вы работаете в международных экипажах. Откуда у вас такое хорошее знание английского языка?
— Разумеется, у нас была и языковая подготовка. Хотя я глубоко убежден, что человека нельзя научить ничему, если он сам этого очень сильно не захочет. Мне язык понадобился для подготовки к полету и работы на орбите — и лучшей мотивации не требовалось. Кто мотивирован, тот достигает цели. Это правило для всего на свете.
— В каком соотношении находится число кандидатов в космонавты к числу тех, кто летит?
— Летают почти все. За исключением тех редких случаев, когда кандидат сходит с дистанции, например, из-за проблем со здоровьем. Или из-за ЧП. Один из моих коллег катался на горных лыжах, какая-то девочка его подрезала, он, чтобы не столкнуться с ней, вильнул и въехал в березу...
— Могли бы вы одним словом охарактеризовать свои впечатления от пребывания на орбите? Каков он, космос?
— Он огромен.
— Что больше всего поражает?
— То, насколько Земля красива и не похожа на другие планеты. Хочется все свободное время проводить у иллюминатора. Какие краски! Пресытиться этими впечатлениями невозможно, поверьте мне на слово. Я много фотографировал со станции, даже устроил потом персональную выставку «Земля: вид сверху» в Центральном доме художника в Москве.
— А какой видится из космоса Луна?
— Такой же, как с Земли. На 400 километров ближе к спутнику Земли или на 400 километров дальше — не такая уж большая разница. Но на Луне нет атмосферы, и, когда смотришь на нее из космоса, кажется, будто там очень прозрачное небо.
— Вы атлетичны и стройны. Есть ли у космонавтов особая диета?
— Много тренироваться приходится. Отдыхать не дают. Вот и вся диета.
— Какое ваше любимое блюдо на борту станции?
— Консервированная рыба: судак в томатном соусе.
— Есть ли у вас на МКС доступ к электронной почте?
— Да, конечно.
— Вы обмениваетесь электронными посланиями ежедневно?
— Почти. Но подчас не хватает на это времени. Ведь существуют первоочередные дела. А когда их переделаешь — пора спать.
— Опишите ваш типичный рабочий день в космосе.
— Наверное, вам это покажется странным, но у нас нет ни смен, ни дежурств. Мы все отправляемся спать примерно в одно и то же время и просыпаемся одновременно. Чтобы солнечный свет не мешал спать, зашториваем окна. А утро на МКС начинается с того, что один из нас, чаще всего бортинженер, включает водонагреватель. Это означает, что члены остальной команды еще имеют возможность «поваляться» в спальных мешках минут 20. Когда вода закипела, настает время для утренней гигиены и завтрака с горячим кофе.
А затем рутинные дела согласно рабочему плану.
— Можете ли вы принять душ на орбите?
— Исключено. Мы используем влажные салфетки и полотенца. Но мечта о настоящем душе заставляет нас экспериментировать. После череды неудачных испытаний мы как-то взяли полый металлический шар, пробили в нем отверстия, приспособили насос — и получили душ! Но нелегальный...
— Сакраментальный вопрос: находясь в космосе, видели ли вы какой-нибудь поразивший вас необъяснимый феномен?
— НЛО? Нет! Не видел!
— То есть не случалось такого, чтобы за окном загадочные огоньки мелькали или странный объект проплывал мимо?
— Более того, я не знаю ни одного человека, который бы сам про себя сказал: я это видел. Все почему-то говорят: «Мне рассказал знакомый» или «Я где-то прочитал».