Знакомьтесь: Вениамин Мясоедов, человек-оркестр
Мясоедов имеет редкий талант: блистательно играет на десятках духовых инструментов. С ними он объездил полмира, солировал на больших и малых сценах со многими отечественными и зарубежными музыкальными коллективами. Среди которых и такие экзотические, как мексиканские барабанщики или оркестры бундесвера и американской морской пехоты. Естественно, воспоминаний у маэстро накопилось на целую книгу.
Доводилось Вениамину Мясоедову играть в дуэте с президентом супердержавы. Хотя скорее это президент попросился с ним выступить. Но так или иначе в Вашингтоне они сорвали овации публики, исполнив джем-сейшен для двух саксофонов: Вениамин Мясоедов (Россия) и Билл Клинтон (США).
А еще памятен фестиваль военных биг-бендов в бельгийском городке Монсе, где с открытой сцены звучали классика и джаз. Исполнив свой номер, музыканты оставались в зрительном зале. Когда на сцене оркестр американских морпехов взял первые ноты знаменитой «Колыбельной» из «Порги и Бесс» Гершвина, Мясоедов невдалеке тихонько подыграл на саксе. Дирижер американцев мгновенно оценил уровень возникшего вдруг «подпевалы» и дал команду паре своих дюжих молодцов поднять на сцену русского джазмена. Успех был такой, что публика долго не могла завершить аплодисменты.
Мне не раз довелось бывать на концертах с участием Вениамина — и всякий раз удивляться его «всеядности». В руках маэстро то и дело возникают все новые и новые инструменты, я, признаюсь, давно им счет потерял. Да что там я — сам музыкант точно не знает, на скольких духовых он играет. Лет десять назад называл лишь примерную цифру: три десятка с лишним.
— А сегодня появились еще новинки, — говорит Мясоедов. — Вот, скажем, «эви» — электроник, винт, инструмент. В начале 2000-х его изобрели японцы. Синтезатор с потрясающим диапазоном — восемь октав, сто тембров. Ни один духовой инструмент таким похвастаться не может!
Если этот самый «эви» подключить к звуковому генератору, можно воспроизвести главные инструменты большого оркестра. Но вообще-то Вениамин считает, что самые богатые на звуковые оттенки инструменты — родственники нашей свирели. У которой, в свою очередь, в каждой стране имеются родичи: на Украине — сопилка, у молдаван — флуер, ирландская носит имя тин-вистл, у татар и казахов — курай. Есть еще лабиальные, то есть свистки — флейты, дудочки. А есть язычковые, чей принцип построен на колебании тростниковой пластинки, — жалейки, дудук, свирели, окарины, рожки.
На гастролях Мясоедов обычно тратит гонорары на покупку местной экзотики. Дома у него уникальнейшая коллекция вьетнамских, корейских, армянских, арабских и прочих дудок и свистелок. Вот, например, древний египетский шалми, который в Средние века перекочевал во Францию и получил имя шалюмо. Это предшественник кларнета, а значит, и любимого поклонниками джаза саксофона. Делали инструмент из дерева юхимбо, которое, кстати, современные эскулапы применяют при изготовлении виагры.
— Не знаю, как насчет любвеобильности, но музыкальному инструменту юхимбо передал удивительное звучание, — уверяет Вениамин. — Тут особая структура дерева действительно творит чудеса. И музыка благотворно действует на душевное состояние, на здоровье человека. Проверено на себе!
В его коллекции есть глиняный инструмент окарина, в переводе с итальянского — «гусенок». А поет он голосом кукушки и всего-то на одной октаве. Вроде многого не сыграешь, но Мясоедов специально для этого инструмента сочинил пьесу, которую и симфоническому оркестру исполнить незазорно.
Каждый инструмент, по мнению маэстро, раскрывает свои возможности постепенно, это напоминает изучение иностранных языков. Труднее всего выучить первый. А дальше будет все легче...
Сейчас в это трудно поверить, но Мясоедов приобщился к духовым инструментам только в зрелом возрасте. Полковник в отставке, профессор военно-дирижерского института начинал учиться на пианиста в музыкальной школе Мичуринска. Особым усердием не отличался, зато его часто ловили сторожа в знаменитых яблоневых садах, за что и прозвали Мичуриным. Но тут, к счастью, директор школы решил организовать музыкальный ансамбль, и Вениамин забыл про налеты на сады. Прикипел к музыке.
Столичное суворовское училище, учеба в Царицынском первом московском областном училище по классу кларнета, военно-дирижерский факультет Московской консерватории в классе саксофона... В ту пору этот инструмент был не в чести, играли на нем больше в питейных заведениях. По окончании консерватории Вениамин отбыл в Закавказский военный округ. Вместе со своим консерваторским другом-тромбонистом Феликсом Арановским, ныне известным дирижером, художественным руководителем оркестра полиции России. Там старшего лейтенанта Вениамина Мясоедова в качестве дирижера духового оркестра местного ракетного соединения, а заодно и солиста на саксофоне-альте услышал маршал артиллерии Василий Казаков. Так проникся, что приказал командировать его в Москву, в распоряжение руководства все того же военно-дирижерского факультета, но теперь в адъюнктуру.
Здесь молодой музыкант прошагал до начальника кафедры духовых и ударных инструментов, а затем до профессора Московского института военных дирижеров. А еще стал солистом Центрального военного оркестра полиции РФ, которым руководит, как он шутит, человек, появившийся на свет одновременно с ним, причем в одном и том же роддоме, — полковник Феликс Арановский.
— Своим студентам я говорю, что признаком деградации общества служит неприятие классической музыки, — говорит мой собеседник. — Есть модные песенки, а есть вечные, неисчерпаемые вещи, обращенные к чувствам и мыслям. Недаром каждое поколение находит в них откровения для себя.
У музыканта Мясоедова редкое чувство юмора, друзья не зря его называют Жванецким...
— На самом деле мне далеко до моего друга Феликса. Недавно во время репетиции дирижера отвлек неотложный телефонный звонок. Оркестр продолжал играть, а он, возвратившись, замахал руками: «Стоп, друзья! Без дирижера любой дурак сыграет. Вот вы попробуйте то же самое повторить со мной...»
На закуску он рассказывает любимый анекдот. Саксофониста спрашивают: «Ты бы смог соло сыграть после выпитого стакана? — Смог бы. — А после двух? — Как нечего делать. — А после трех? — После трех играть не смогу, но продирижирую».