НЕ БЫЛО У НАС ВЫСОКОЙ НРАВСТВЕННОСТИ
- Было ли диссидентство сдерживающим фактором раздрая?
- Разрушился СССР. Могли ли диссиденты этот процесс остановить? В лагере сидели в основном люди, мечтавшие развалить СССР. Русских в зоне было меньшинство. Сидели украинцы, латыши, литовцы, армяне... Им это в снах снилось - развал и раздрай!
- Думаю, Черных имеет в виду не СССР, а некий традиционный уклад, если говорить о русском народе.
- Я прожил в деревне многие годы и скажу, что это мифы: никакого традиционного уклада русского народа давно не сохранилось. И не вполне понятно, что сохранять. Наоборот, если уж говорить о каких-то традиционных ценностях - религиозных, нравственных, то, мне кажется, сегодня они предъявлены в большей степени. А возвращенные общественному сознанию литературные ценности?! Тот же Солженицын...
- Отчасти согласен. Но чувство такое, что сейчас наше общество крайне безнравственно.
- Мне 70 лет, и я не помню периода особо высокой нравственности.
- Но вы же только что сказали: "Вернули религиозные и нравственные ценности..."
- В том смысле, что вернули к ним доступ. Их же насадить, как картошку при Екатерине, нельзя. Или общество воспринимает их, или нет. Я видел всю общественную безнравственность прежних времен. Вижу ее и сегодня. Но мне не кажется, что произошел качественный поворот в сфере морали. Я не понимаю, почему общество, пищавшее и кряхтевшее, когда его насиловала коммунистическая власть, более нравственно, чем сегодняшнее, в целом свободное, со всеми перегибами и эксцессами свободы?
- За что отбывал срок Лев Тимофеев?
- В моем уголовном деле инкриминировалось четыре литературных произведения. Я ощущал себя очевидным противником и врагом системы. И не жертвой - я там был по делу.
ОСТАВЬТЕ В ПОКОЕ СОЛЖЕНИЦИНА...
- Отчего диссиденты сейчас "не произрастают"?
- Я недавно участвовал в передаче Виктора Ерофеева на "Свободе". Прямой эфир. И радиослушатель говорит, что Солженицын, мол, скурвился - принял какие-то почести от Путина. А Тимофеев... Что Тимофеев? Он давно уже не Лев. Я человек не конфликтный, поэтому объяснил радиослушателю, что другим делом занят - не пишу публицистику, пишу романы. Всему свое время. Мне уже восьмой десяток. А сказать-то надо было вот что: "Перед каждым поколением стоят свои исторические задачи". У нашего противник был посерьезней, чем у нынешнего. И поэтому каждое слово, которое произносилось, звучало со всей ответственностью: если человек говорил, что правительство - говно или генсек - идиот, он должен был понимать, что за этим последует. И где он сегодня, этот серьезный противник?!
Пусть нынешнее поколение справится со своими поколенческими задачами без помощи Солженицына! Ему скоро 90! Спасибо, что дожил. И требовать от него, чтобы он был лидером демократического движения, просто глупо. А то, что диссиденты не заняли ведущего места ни в политике, ни в административных структурах, - это нормально, потому что все реформы, происшедшие в нашей стране, проводились сверху. И мы не нужны были в данном качестве.
- Состояние нынешнего общества и поколения 40-50-летних таково, что практически мы сейчас можем говорить все, что угодно, но это все уходит, как в вату. Отзвука нет.
- Так это хорошо. Хотите, чтоб сажали?
- А звук-то куда уходит? Вообще в никуда. Вот проблема нынешнего поколения. В том числе, и в творчестве. В известном смысле это своего рода социальное одиночество. У вас этой проблемы не было!
- Юра, это не так.
- Как это не так? Я в провинции живу и могу отвечать за свои слова...
- Я это знаю - сегодня мои книги выходят мизерными тиражами, и хорошо, если на них наберется с десяток рецензий, но не факт, прочтет ли кто-нибудь десяток рецензий, а после - и мою книжку. Но, быть может, отсутствие отзвука - тоже реакция на прежние времена? В рыночных отношениях надо жить, а не абсолютизировать их. Абсолютизировать надо любовь.
ПЛАКАЛ ДВАЖДЫ: В ДЕНЬ СМЕРТИ ОТЦА И В 91-М
-Как оцениваете вы уроки 1991 и 1993 годов?
- В 1991 году вы были среди защитников Белого дома, а я выступал с его балкона в совершенно не свойственном мне качестве человека, произносящего лозунги. В том числе: "Ельцин! Ельцин! Ельцин! Сво-бо-да!" Я два раза в жизни был близок к тому, чтобы захлебнуться слезами. Это - когда умер мой папа и когда в 91-м рухнул коммунистический режим. В первом случае - от горя, а во втором случае - от счастья. И в 93-м я был сторонником Ельцина, если иметь в виду две партии и конкретное столкновение, а не сложности политической жизни. Я прекрасно понимал, кто такой Ельцин - и как личность, и как политический, и как бывший коммунистический деятель. Но в той альтернативе передо мной выбора не было. Я, правда, ничего не делал. Впрочем, делал. Я писал. И писал, конечно, в пользу Ельцина, а не в пользу Верховного Совета и Руцкого. Их победа была бы гибелью для страны. Потому что, если распался Советский Союз, тогда речь пошла бы о распаде России.
- То есть расстрел во благо, да?
- Расстрел никогда не бывает во благо.
- Говорят, что среди защитников Белого дома было до тысячи убиенных...
- Цифр я не знаю. Но люди, берущие в руки оружие, должны знать, на что идут. Поэтому, что касается чеченских событий, я отношусь к ним более сдержанно, чем большинство моих друзей демократического менталитета. Сам я никогда за оружие не брался. И у меня никогда не было желания отстаивать хоть какие-то ни было идеалы с оружием в руках.
КУДА УШЛИ ЖУРНАЛЫ
- В конце 80-х вы входили в редколлегию журнала "Юность". У "Юности" были миллионные тиражи. Сейчас можно с прискорбием признать: этот любимый и популярный литературный журнал вышел из общественного оборота. Это приключилось со многими литературными журналами России, даже с теми, которые сейчас относительно не бедствуют, но которые со времен пушкинского "Современника" играли большую роль в нашем социуме. Отчего, на ваш взгляд, это произошло?
- А было ли это влияние?
- Было. А разве "Новый мир" Твардовского никакого влияния не оказывал?
- На кого?
- По крайней мере, на интеллигенцию. "Юность" - на молодежь и опять-таки - на интеллигенцию. А "Огонек" времен Коротича?! Практически он был инструментом перестройки.
- Хорошие слова: "инструментом перестройки"! Тогда такой инструмент был востребован. Потому что нужно было дать людям формулу мышления. Литература ведь в конечном счете дает его формулы. В худшем случае лозунги. Значит, в сегодняшнем обществе нет на это потребности. Другая историческая ситуация. Я знаю ребят, создавших эту власть. Я об этом написал роман "Негатив", персонаж которого близок фигуре Павловского. Подобные люди считают, что раздрай, который в России был, хоть немного, да сократился, а демократия приплюсуется и наживется... Мне понятна эта точка зрения. Раз общество ее терпит, раз за этого парня голосует семьдесят процентов избирателей... Это не только продукт телевидения, это еще и ощущения людей - ведь их не так просто заставить голосовать, если нет прямой угрозы. Да, я эту точку зрения не разделяю. И невостребованность обществом - моя беда тоже. Когда я писал публицистику, она была востребована, ее читали, и мне звонили и говорили: "Подпиши меня под своей статьей!" А ведь я перестал писать публицистику, в том числе и потому, что потерялся, как вы верно заметили, отзвук.
- Тогда есть ли отзвук у вашего нынешнего творчества - художественной прозы?
- Один рецензент про мой последний роман написал, что это гимн красоте женского тела и непредсказуемости женского характера. Меня это вполне устраивает.
ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА
Тимофеев Лев Михайлович. Родился 8 сентября 1936 года в Ленинграде. Окончил коммерческий факультет Московского института внешней торговли. После службы в армии работал в журнале "Молодой коммунист". Участвовал в деятельности кружка "Солярис" - группы еврокоммунистически настроенных журналистов и публицистов, сложившейся вокруг редакции, - тогда же впервые попал на заметку КГБ. 19 марта 1985 года был арестован за публикацию своих литературных трудов о советской экономике на Западе. Тимофеева называют "последним диссидентом", поскольку осужден он был уже в период горбачевской перестройки.