До сих пор люди, пережившие блокаду, говорят, что самым страшным для них был голод. Массовая смертность началась в декабре, когда ледовая Дорога жизни только начинала действовать, а скудные запасы продовольствия были исчерпаны: перед войной их хотя и пополняли, но частью по указанию управления Госрезервов из Москвы тут же увозили, как сообщает руководитель городского "Заготзерна" Орлов, в другие области. Даже в Германию отправляли по "дружественному" договору о взаимных поставках. Лишь в день вероломного гитлеровского нападения в ленинградском порту задержали несколько судов с зерном, готовых отправиться через Балтику к немецким и финским причалам, несколько пароходов повернули из рейса назад.
В конце ноября карточная норма хлеба была снижена до 250 граммов для работающих и 125 граммов - для служащих, иждивенцев и детей...
Самое невыносимое - читать отчет руководителя ленинградского коммунального хозяйства А. Карпушенко от 5 апреля 1943 года о работе треста "Похоронное дело". В рамки газетной публикации не вместить его полностью, потребовалось бы целых две полосы. Но и отдельные цитаты передают через десятки лет немыслимый трагизм зимы и весны 1941-1942 года. Вот написанные канцелярским языком строки в начале: "...Трест "Похоронное дело" до декабря 1941 года удовлетворительно справлялся с захоронениями. Правда, встречались затруднения в удовлетворении спроса населения на гробы, т.к. столярно-веночная мастерская треста... не в состоянии была удовлетворить быстро растущие запросы населения на этот вид изделий".
В особенности спрос повысился в первых числах декабря. И с этого момента автору отчета уже не хватает только привычных для документа слов в описании происходившего: "...В декабре на город и его население надвинулся страшный призрак голода. Все чаще можно было встретить людей истощенных, с опухшими лицами, отекшими ногами и замедленной, неверной походкой, опирающихся при ходьбе на палочки. Наблюдались нередко случаи, когда люди разных возрастов, нередко молодые мужчины, без всякой видимой внешней причины падали на мостовых и панелях и не в состоянии были без посторонней помощи подняться. Некоторые из них поднимались и плелись дальше, не реагируя уже ни на что окружающее - людей, двигающийся транспорт, артиллерийские обстрелы, а частично тут же на улицах умирали, а их трупы некоторое время оставались лежать здесь же, на улице.
...В конце декабря, когда покойницкие больниц оказались переполненными и отказывались принимать трупы, ночью они просто подбрасывались к ближайшим больницам и поликлиникам, на улицы и площади.
...По городу двигалось множество своеобразных похоронных процессий, а на улицах, ведущих непосредственно к кладбищам (Смольный пр., Георгиевская ул., Новодеревенская ул., 16-17 линии Васильевского острова и др.), они представляли сплошную вереницу. Тяжелое впечатление производили они на население города. В густой дымке трескучих морозов закутанные человеческие фигуры медленно и молча, с сумочками-авоськами двигались по улицам осажденного, непокоренного города, волоча за собой санки, фанерные листы с уложенными на них в самодельных гробах, ящиках или зашитыми в одеяла или простыни одним или несколькими покойниками, а иногда толкая перед собой ручную тележку с покойником, подпрыгивающим на ней, или двигающие перед собой детскую колясочку с покойником, зашитым в одеяло-простынь и усаженным в нее.
...С половины декабря 1941 г. кладбища, особенно Серафимовское, Большеохтинское и Волково, представляли такую картину: перед воротами кладбищ, прямо на улице, на самих кладбищах у контор, церквей, на дорожках, в канавах, на могилах и между ними десятками, а иногда и сотнями лежали оставленные покойники в гробах и без них, их постепенно убирали работники кладбищ и привлеченные, хоронили в траншеях, но покойников продолжали подбрасывать, и это зрелище оставалось до марта... На Пискаревском кладбище количество незахороненных трупов, сложенных в штабеля длиною до 180-200 метров и высотою до 2 метров, из-за отсутствия траншей в отдельные дни февраля достигало 20-25 тысяч.
...По данным кладбищ города, далеко не точным, возможно, завышенным, ими за период с 1 июля 1941 г. по 1 июля 1942 г. "захоронено 1.093 695 покойников".
Точные данные и сегодня не подсчитаны. И не потому, что они завышались могильщиками, - а исполком Ленсовета установил "водителям автомашин и рабочим по перевозке трупов дополнительно за каждую вторую и последующие поездки по 100 граммов хлеба, 50 граммов водки и 100 граммов вина, а рабочим, работающим по приему, отправке и захоронению трупов, - дополнительно по 100 граммов хлеба и 100 граммов водки или вина в день". Приписками действительно занимались. Но кто скажет, сколько их было, помимо выявленных случаев? И кто бросит сегодня камень в людей, которые нечеловеческими усилиями выдалбливали яму в мерзлой земле и порой, опуская покойника в могилу, падали за ним сами.
"Имели место случаи, - пишет А. Карпушенко - когда могильщики Волкова кладбища Зуев, Новиков, Митькин, Дмитриев и Ковшов умерли на кладбище, на работе. Один из них вырыл могилу, лег на дно ее отдохнуть и больше не встал - умер".
Сообщается в отчете и о фактах людоедства, приводятся не поддающиеся сегодня пересказу случаи. Составители сборника не сочли возможным включить в него пункт, где указывались фамилии преступников. Чтобы понять почему, приведем еще данные из докладной записки военного прокурора города А. Панфиленко от 21 февраля 1942 года: из привлеченных за это к уголовной ответственности 886 человек коренных питерцев оказался 131, остальные - уроженцы Ленинградской и других областей.
- С началом гитлеровской агрессии в город хлынула волна беженцев, - объясняет ответственный редактор сборника рассекреченных документов "Осажденный Ленинград" А. Дзенискевич, опубликовавший в начале этого года в журнале "История Петербурга" статью о бандитизме и каннибализме во время блокады. - В большинстве своем они остались без прописки, без работы, без карточек. Не было у них и способных поддержать их родных. И многих голод приводил в состояние невменяемости.
Но читая рассекреченные документы, представляешь и что значила тогда стойкость защитников, жителей города. Есть в сборнике и справки о работе ленинградской промышленности в первые месяцы осады. Из выпущенного тогда на заводах города оружия и боеприпасов значительная часть поступила в Москву. За октябрь, ноябрь и 14 дней декабря, в дни, когда развернулась битва за столицу, ее защитникам было отправлено через линию фронта, частью по не замерзшей еще Ладоге, а больше - военно-транспортными "воздушными извозчиками" Ли-2, 452 полковых пушки, 913 минометов, около 30 тысяч бронебойных снарядов, реактивные снаряды для "Катюш". Судите сами, что это значило: к началу битвы за Москву в составе оборонявших ее войск было всего 7600 орудий, минометов и реактивных установок "Катюша". А боеприпасов для них, по признанию Г.К. Жукова, в самый разгар немецкого штурма хватало на 1-2 выстрела в день. Не случайно перед нашим контрнаступлением в конце ноября прославленный полководец направил ленинградцам телефонограмму с благодарностью. Стоит и вспомнить, что, застряв до глубокой осени у стен невской твердыни, гитлеровцы так и не смогли повернуть отсюда в обход войск советского Западного фронта целую 16-ю армию, что стало бы, по их расчетам, смертельной угрозой для нашей страны. Лишь со второй половины сентября некоторые части вермахта начали перебрасываться на подкрепление группы армии "Центр"...
Неизмеримы страдания и жертвы ленинградцев за 900 дней блокады. Неизмерим и подвиг защитников и жителей города-героя.