Единый госэкзамен должен совершенствоваться, заявил премьер-министр Дмитрий Медведев
«Для меня абсолютно очевидно, что ЕГЭ должен совершенствоваться, — заявил на днях глава российского правительства Дмитрий Медведев, чей сын только что стал студентом. — Потому что, когда это пропускаешь через себя, видишь недостатки и прорехи той или иной системы».
О необходимости корректировки кухни ЕГЭ написаны тысячи статей. Но раз уж об этом заговорил не кто-нибудь, а сам премьер-министр, полагаю, что изменения будут. Только в каком направлении? Для чего вообще вводили ЕГЭ?
Сторонники напирали на снижение коррупции. Но ведь коррупции гораздо больше там, где борются за право доступа к какой-то халяве. Вряд ли так уж много народа рвется туда, где труд или риск огромен, а финансовое процветание не грозит. Туда, например, где занимаются высшей алгеброй, эволюционной генетикой или испытаниями новых самолетов. Хотя именно там как раз и куется престиж страны, там создаются интеллектуальные, а следовательно, и моральные стандарты, — в тех аристократических сферах, развитие которых является важнейшей национальной задачей любого государства.
И при формировании этого кровно необходимого нам аристократического слоя одним ЕГЭ не отделаешься. Там самым драгоценным оказывается именно произвол экзаменаторов, то есть право мастеров самим выбирать себе наследников. Брать взятки для аристократов духа — такая же нелепость, как питаться собственным мясом.
Зато ЕГЭ — штука неплохая для массовых, не особо творческих профессий. Интеллектуалы справедливо возмущаются, что ЕГЭ проверяет не умение понимать и анализировать, но лишь навык запоминать. Но кто сказал, что сегодняшнему труженику дисплея и серой мышки аналитические способности необходимы более умения запоминать, что велено, не умничая и не пререкаясь? Для офисного планктона ЕГЭ, вероятно, и впрямь вполне разумный способ фильтрации.
Не нужно только забывать, что гордость нации, ее лицо и сокрытый двигатель ее развития составляет не массовая, взаимозаменяемая, а штучная продукция образовательной системы. Мы совсем забыли, что реформирование образования осуществляется прежде всего для решения стоящих перед страной исторических задач, а вовсе не для воспроизводства армии цивилизованных потребителей. И до тех пор, пока эти задачи не сформулированы, нет ни малейшей возможности сказать, целесообразны или нет те или иные образовательные новшества. Так, прежде чем препираться о достоинствах и пороках ЕГЭ, не пора ли наконец задуматься, кем быть? Хотим мы быть страной, которая на подножном корму бредет незнамо куда в толпе прочих стран-полуудачниц, послушно хавая продукцию импортного хай-тека? Или все-таки одной из тех держав, которые хоть в чем-то лидируют, оставляют заметный след в истории?
Но если даже мы решимся сознательно избрать судьбу национальной ординарности, все равно было бы не только жестоко, но и нерасчетливо обрекать на ординарность буквально все население, без разбора желаний и дарований. Не лучше ли все-таки предоставить всем желающим на выбор два пути — путь ординарности, на котором проверяется соответствие нехитрым стандартам, и путь неординарности, на котором нестандартные личности нестандартным образом подвергают испытаниям свои нестандартные качества.
А для остальных — почему бы и не заняться усовершенствованием ЕГЭ. Хуже-то не будет. Правда, и лучше тоже.