Там, за железной дорогой когда-то было село Федосьино. Теперь от него остались только церковь на окраине Новопеределкино и дико смотрящаяся в голых полях аллея лиственниц, когда-то обрамлявших улицу. Дома же федосьинские все до единого снесли, т.е. пожгли, жителей расселили тут же, в новостройках, но деревня еще долго не хотела умирать, и очень скоро она в очередной раз возникла в каких-нибудь двухстах-трехстах метрах от последних домов города, но уже не в виде поселения, а в виде чудовищных огородов, обнесенных горелым железом крыш, надолбами из рельсов, перевитых колючей проволокой и обсаженных по сторонам зверским, непролазным шиповником, крапивой и колючей малиной. Ничего с этим поделать было нельзя, люди привыкли к земле и должны были ее обрабатывать, чтобы не умереть от тоски, и вот за этими адскими заборами люди устроили свой маленький рай: грядки с морковкой, укропом, клубникой и картофелем. Они сделали себе навесы от солнца, чтобы в летний полдень, присев в тени, отереть с лица соль пота своего, чтобы весною слушать соловьев, щелкающих в кронах уцелевших яблонь, а осенью пережидать дождь, омывающий выкопанные из земли плоды нового урожая. И ничего нельзя было поделать с ними, как нельзя было взять приступом их огороды, хотя снаружи они походили на какие-то чудовищные застенки, а осенью под крики ворон железные заборы скрипели и стонали так, что у проходящего мимо от ужаса волосы шевелились на голове, и долго еще казалось, что кто-то тянет руки к нему и взывает о помощи. Казалось, так будет всегда, но прошло лет пятнадцать, и те люди, что привыкли работать на земле, состарились и умерли, а их дети уже не хотели копать землю и сажать картошку, они накупили машин и превратились в обыкновенных бомбил или даже в представителей разнообразных нужных городу профессий. А брошенные огороды, которые поначалу облюбовали для своих игр мальчишки, потом сами собой стали исчезать, колючая проволока стала ломкой, железо проела ржа, скрепы распались, все рухнуло, и только могучая крапива - верная спутница запустения - все еще бушует над огородами федосьинцев, как океан забвения.
Я перешел железную дорогу и почти сразу же обнаружил прекрасную заросль лилового шиповника у покосившегося ржавого забора. Кузнечик кипятился в знойной высокой траве. Я подрубил крапиву вокруг шиповника и вонзил лопату в землю. Если кто-то не в курсе, скажу, что шиповник размножается в основном вегетативно, пуская под землей длинные корни, на которых вырастают потом все новые и новые кусты, которые, в свою очередь, тоже пускают корни, и так до бесконечности, так что в идеале получается непролазная, великолепно цветущая и благоухающая глущоба, достойная партизан Корсики. И главное в деле выкапывания шиповника - найти корень или два, на которых держится куст, и обрубить их. В общем, дело спорилось, я довольно скоро нашел корни, которые нужно было рубануть, но в то же время жара и колючки делали свое дело, и я, наверное, довольно попыхтел, копая. Чтобы облегчить себе дело и обнажить корни получше, я надел рукавицы и потянул куст из земли. Но брезент не помог и пара шипов до крови впилась мне в ладонь.
- Черт, - сказал я.
- Что вы тут делаете? - в тот же миг в каком-нибудь полуметре от меня прозвучал женский голос.
Хуже всего, что он прозвучал из-за забора, прямо из-за ржавых листов железа: этот огород, значит, не был заброшен, кто-то еще проживал свое счастье на нем, а это не входило в мои планы. Но с другой стороны, облюбованный мною куст был хорош, да я изрядно потрудился над ним, так что отступать мне тоже не хотелось.
Поэтому я сказал возможно более грубым голосом:
- Ничего.
- Как это ничего, когда я слышу, что вы тут копаете? - сказал голос.
- Нет, - сказал я и рубанул по корню лопатой. Лопата была острая, но корень не поддался.
Я опять рубанул.
- И вам не стыдно?
Я подумал, что стыдно, и еще раз дал по корню лопатой. Пожалуй, еще разок, и он обрубится.
Но в это время на дорожке появился мужик.
- Вы это что? - возмущенно сказал он.
- А вы не видите? - мрачно сказал я. Мне что-то стала не нравиться вся эта история.
- Зачем вы выкапываете шиповник? Не вы же сажали! - возмущенно вскричал мужик. Подходить близко он побаивался: я был сильнее и моложе его, к тому же он впопыхах забыл захватить какое-нибудь смертоносное орудие, а у меня в руках была лопата.
Я за доли секунды просчитал все это и подумал, что все, что происходит, не в мою пользу. Во-первых, невинное выкапывание куста шиповника теперь смахивало на наглое воровство. Во-вторых, своими действиями я явно обижал и тревожил людей, которые не причинили мне никакого зла. При таком раскладе дом получит не подарок, а украденный куст шиповника, который, в чем я теперь не сомневался, не приживется, я возьму еще один грех на свою грешную душу, а ей и без того нелегко. Надо было срочно разрулить ситуацию в благоприятном смысле.
- Послушайте, - сказал я мужику. - Я уже почти выкопал этот куст. Подарите мне его. Один. Что вам, жалко, что ли?
- Я вам его не дарил.
- Ну вы жук, - сказал я. - А что теперь с ним делать прикажете?
- Вы идите, я его обратно закопаю.
- Ладно, - сказал я. - Я не знал, что этот куст вам дорог. Извините.
Мужик, похоже, не верил, что ему удалось уговорить меня.
- Там на поле, за лесополосой, много шиповника растет, - помягчевшим голосом, словно бы уговаривая меня, сказал он. - Мы в свое время там и брали...
- Спасибо, - как можно дружелюбнее сказал я. - Я просто не знал. Сейчас схожу туда, и там выкопаю...
- Тут вот дорожка, тропинка тут... - предупредительно указал мне верный путь мужик.
Я пошел по тропинке. Калитка в огород была открыта, там, внутри на лавочке под навесом сидела испуганная женщина. У калитки стояла "Волга" старой модели. Прогрохотала электричка. Я прикинул, сколько им лет. По шестьдесят, наверное. Значит, когда сносили деревню, им было по сорок, сорок пять. Они могли привыкнуть работать на земле. И отвыкнуть уже не могут. И как все крестьяне, они очень ревностно относятся к плодам рук своих. Что ж их - винить за это?
Я вышел в поле, и там действительно быстро нашел несколько кустов шиповника. Не таких правда красивых, не лиловых, а просто розовых, но какая, в сущности, разница? Я быстро справился с двумя кустами, загрузил их в рюкзак и пошел обратно.
Огородники теперь вдвоем стояли у открытой калитки.
- Спасибо, нашел, - сказал я.
- Пожалуйста, пожалуйста... - с облегчением закивали они, убеждаясь, что хрупкая гармония их жизни восстановлена, что я не тать и не злой человек, и ничто не пострадало, и вечер замечательно золотой, и кузнечик звонко славит тепло в разогретых за день травах.
А я шел и радовался, что добыл для дома подарок, и эти кусты - они обязательно приживутся, и вечер золотой, и кузнечик...