Однако вот этого снимка, который хочу представить читателям, не встречал никогда и нигде. У меня он хранится с 1993 года. Я нашел его в списанном архиве рукописей и фотоматериалов журнала "Земля Сибирская, Дальневосточная", долгие годы издававшегося в Омске, а затем в одночасье задавленного инфляциями, девальвациями и прочим "монетаризмом". Снимок Астафьева с букетом осенних ромашек явился мне словно в утешение - недолгим оказалось мое редакторство в журнале. И с тех пор - стоит мне занемочь физически или духовно, навалится ли какая житейская напасть, накатит, того хуже, отчаяние - я лечусь (без кавычек) и этим снимком... Почти так, как, бывало, лечилась от разных напастей перед темной иконой в красном углу моя бабушка - старая казачка Мария Семеновна Березовская, потерявшая на великой и проклятой войне трех сыновей и мужа Василия Петровича, а уже в мирной жизни похоронившая последних двух сыновей, одним из которых был мой отец.
Бабы Мани не стало на девяносто седьмом году, пять лет назад. После того, как опустили мы ее в землю погоста на околице родной станицы Усть-Заостровской, что в тридцати верстах от Омска, как отвели поминки, я молча плакал под осиротевшей бабушкиной иконой. И вдруг странно осозналось, что я не один в пустой комнате. Кто-то молча сопереживал мне. Я поднял глаза - и на старинном круглом столе, придвинутом к охладевшей бабушкиной кровати, как будто зажженную свечу увидел, хотя и не было ее там. Светилась (да простится мне "высокое слово") фотография Астафьева, с нижнего угла придавленная к столешнице томиком его "Последнего поклона". Баба Маня не была учена грамоте, но всегда любила "читать", то есть слушать, когда ей читают. И последние дни, скрашивая предсмертное ее одиночество, я читал ей как раз "Последний поклон". Не помню, успел ли дойти до конца, но помню, что бабушка укорила меня, что не читал ей Астафьева раньше. "А он тоже Петрович, как мой Василий", - сказала она, вздохнув. И попросила хоть одним глазком на него глянуть. В томике портрета Астафьева не было. И тогда я принес этот его снимок - с цветами.
- Не старый, - одобрила Астафьева баба Маня. - И мой Петрович таким же на войну ушел. Да в декабре какие ромашки? - прослезилась она, впадая в забытье...
В одном из писем Виктору Петровичу я рассказывал о моей бабушке, передавал ее рецепт, как лечить больные ноги листвой с банного веника, а вот этот эпизод опустил. Подумал, расскажу нынешней осенью при встрече, как поеду, уже приглашенный, на Астафьевские чтения в Красноярск. А фотографию эту обещал я вернуть Виктору Петровичу, хотя он об этом в письмах мне не напоминает. А я тяну с отсылкой снимка Астафьеву, потому что никак не могу выяснить имя его автора.
На обороте вроде бы была подпись, да затушевана синими чернилами. Зато ясен такой текст от руки: "Эти последние цветы осени любила моя мама. В.Астафьев". И приписка: "Фотоконкурс "Земля наша родная". В подшивках журнала "Земля Сибирская, Дальневосточная" я этого снимка не обнаружил. Оригинал же, хранящийся у меня, нисколько не потускнел. А реалистичнее этого снимка - Астафьев с самим собой наедине, только природа вокруг - я не видел и не знаю. Поэтому, уверен, он должен принадлежать всем. Да и, даст Бог, автор отыщется...
Вот такая история с фотографией. Добавлю только, что последние цветы осени любимы всеми. Потому что они предвещают новую весну. И будут всегда, даже когда нас не станет.