Все перевернула война в ее жизни. Их авиационный полк был целиком женским, а точ-
нее - девичьим: возраст - от семнадцати до двадцати. Сохранились уникальные документальные кинокадры - массовый "постриг" девчат. Не в монахини - в воинов. Это было как ритуал посвящения: прощание с косами - как прощание с прежней жизнью. Для них начиналась новая, военная судьба.
...Они уходили вслед за солнцем. Только солнце на рассвете "возвращалось", а они - не всегда: 33 девушки не вернулись из полета... А Надя словно в рубашке родилась: 852 боевых вылета - и ни одного ранения. Хотя летала она на самолете под номером 13.
В их однообразной жизни случались просветы - военно-полевых романов на фронте было немало: перед лицом смерти, готовой сразить в любую минуту, люди тянулись друг к другу. Но редко кому посчастливилось пронести свою фронтовую любовь через всю жизнь. Наде Поповой выпало такое.
Однажды ее самолет загорелся в воздухе. Но - не поверите! - ей и тут повезло: и не только в том, что она успела выпрыгнуть из горящего самолета, но и в том, что именно в тот день она встретила свою судьбу в лице летчика-истребителя Семена Харламова. Он тогда сбил очередной "Мессер", но и его "ястребку", да и самому ему тоже досталось. Раненный в лицо и весь залитый кровью, он все-таки сумел посадить свой "ЯК" на брюхо в расположении наших войск. Примчалась санитарная машина. Срочно - без наркоза - удалили пулю из щеки. А в теле, как оказалось, застряло 52 осколка! "Почему не выпрыгнул?" - спросили его потом. "Хотел сохранить самолет", - ответил Харламов.
А Надя, оставшись без самолета, но живая и невредимая, догоняла свою часть на полуторке. По дороге поравнялись с санитарной машиной. "Кого везете?" - поинтересовалась. "Раненого летчика", - ответила медсестра. И поехали дальше вместе. На первом привале Надя подошла к санитарной машине и увидела раненого, гревшегося на солнышке.
- Голова вся забинтована, - вспоминает Надежда Васильевна, - видны только белые зубы да из прорезей в бинтах - озорные карие глаза. Ему было тогда немногим больше двадцати. Так мы познакомились. После привала отправились дальше: я - на полуторке, он - на санитарной машине.
Наконец она нашла свой авиаполк. Это означало - пора расставаться, а она уже так привязалась к нему, хотя и лица-то его не видела - одни глаза, губы да кудри. Боевые подруги встретили ее восторженно - ведь они думали, что она погибла. "А кто этот исполин?" - спросили, перехватив Надин прощальный взгляд на Семена. И тут она сглупила - боясь, что выдаст свою тайну, равнодушно пожала плечами: "Да так, попутчик, тоже, между прочим, летчик". И, не простившись с ним, бросила на ходу: "Пишите, Сеня!" Практически это означало: прощайте навсегда. Куда писать? Да и жили-то тогда одним днем...
- До конца дней своих не прощу себе этого малодушия, - досадует на себя и сегодня Надежда Васильевна. - Боже, как мне хотелось тогда поцеловать его!..
С той встречи прошло больше года. Женский полк, разместившийся в казачьей станице, совершал ночные полеты с чужого - "мужского" аэродрома. Как-то в диспетчерскую к Наде прибежала механик Аня Шерстнева: "Товарищ командир, вас там красавец какой-то спрашивает. Не то моряк, не то летчик..."
Сердце подсказало: он. Едва удержалась, чтобы не побежать. Да, это был он. В странной черной шинели без пуговиц, в старой пилотке. "Здравствуй, - смущенно сказал он. - Если не забыла - Семен Харламов. Услышал, что тут женский полк по ночам орудует, никому спать не дает - дай, думаю, узнаю, не Надя ли Попова здесь командует?"
- Значит, мы на вашем аэродроме? На чем же ты теперь летаешь?
- Летал - поправил он, - на "ястребке".
- Почему - "летал"?
- Опять сбили меня. (А о том, что сам он на своем "Яке" сбил семнадцать вражеских самолетов, - умолчал! - Л.А.). Видишь, в чужой одежде пока хожу - своя сгорела..."
Не дали им тогда наговориться - на полуслове прервала команда: "Эскадрилья - на вылет!" Она бросилась к самолету. Вернулась и поцеловала его на виду у всех. Была не была!...
Вскоре его снова сбили, и хотя он опять успел выпрыгнуть из пылающего самолета на парашюте, одна нога обгорела до кости. Он был без сознания, его подобрали и доставили в госпиталь вблизи аэродрома. Он лежал и слушал по ночам рокот самолетов. И все думал: придет ли Надя? А она тоже ждала его, не зная, что он здесь, рядом...
В третий раз они встретились в тылу: она прилетела ненадолго - ставить на свой самолет бронированную спинку и дополнительный бачок, а он - за новым "Яком". Она - уже младший лейтенант, а он - все еще старшина. Она - в аккуратной, ладно пригнанной форме, он - в кожанке, пробитой осколками и местами обгоревшей: от их полка после последнего боя в живых осталось всего несколько человек.
До конца войны были у них еще две короткие случайные встречи. А в основном узнавали друг о друге по фронтовым газетам. То сообщают, что "сегодня ночью отличалась летчица Надежда Попова", то пишут о "беспримерной храбрости пилота Семена Харламова". Но однажды во всех газетах Советского Союза, на первой полосе их имена были опубликованы рядом, в одном Указе Президиума Верховного Совета СССР - о присвоении им обоим звания Героя Советского Союза. Это было 23 февраля 1945 года.
- Этот указ, - смеется Надежда Васильевна, - можно сказать, поженил нас, он у нас - вроде брачного свидетельства. А встретились мы уже под Берлином, и ему осталось только спросить: "Когда?"
10 мая 1945 года на стене рейхстага они "расписались": "Надя Попова из Донецка", "Семен Харламов из Саратова". И именно этот день всю свою жизнь считали днем своего бракосочетания.
Сегодня бывший командир эскадрильи Надежда Попова - "на заслуженном отдыхе", но не осталась не у дел: она - председатель Комитета ветеранов бывшего женского авиаполка ночных бомбардировщиков, вместе с Маресьевым возглавляет Комитет по работе с молодежью. А еще - занимается... устройством беспризорных детей и сирот.
А бывший старшина Семен Харламов дослужился до генерал-полковника, командующего армией. До последнего отпущенного ему дня был заместителем Александра Ивановича Покрышкина по ДОСААФ. Беда пришла нежданно. Вместе со вдовой Покрышкина Марией Кузьминичной и с делегацией Семен Ильич полетел в Запорожье на открытие памятника прославленному маршалу авиации. Глянул - сказал: "Как похож!" - и... умер на месте от сердечной недостаточности. Остался любимый сын, названный в честь Покрышкина Александром, который, продолжив семейную традицию - службу в армии, в 30 лет дослужился до генерал-майора. Говорят, он унаследовал от отца, которого обожал, не только его отчаянную солдатскую храбрость, но и редкое генеральское качество - заботиться о каждом рядовом и получать в ответ уважение и любовь.
Семен Ильич Харламов похоронен на Новодевичьем кладбище, рядом с выдающимися авиаторами. Надежда Васильевна часто приходит сюда. Положит цветы, погладит холодный мрамор и шепчет, шепчет что-то дорогому своему человеку. Об этом мне сын рассказал, а Надежда Васильевна грустно улыбнулась:
- Понимаете, за сорок пять лет мы так и не успели наговориться...