Но прежде оперная дива осчастливила своим появлением Петербург, где выступила с дирижером Валерием Гергиевым, и Москву, причем Первопрестольной досталась самая «крутая» программа — «Sacrificum» («Жертвоприношение»), которая в 2010 году принесла певице премию «Грэмми». Корреспондент «Труда» оценил масштаб явления, посетив концерт в Большом зале Консерватории.

Чечилия Бартоли — пожалуй, самая загадочная звезда современной классической музыки. Она редко появляется на подмостках оперных театров, предпочитая давать концерты. А каждый ее компакт-диск, коих уже три десятка, продается чуть ли не «попсовыми» тиражами, принося певице бесчисленное количество наград. Все ее программы — сокровища, найденные самой певицей в ходе научных, а порой и детективных разысканий в библиотеках Европы. Программа «Sacrificum» посвящена искусству неаполитанских кастратов XVIII века, о котором широкая публика знает только по фильму «Фаринелли-кастрат», а имена других великих музыкантов эпохи — таких как Никола Порпора, Франческо Верачини или Леонардо Винчи — для нее полная загадка.

Фильм здесь упомянут не случайно: видимо, немалой части нынешней аудитории БЗК походы на блокбастеры привычнее, чем в консерваторию. Завидев желанную гостью, зал взвыл от восторга, как где-нибудь во Дворце спорта, еще прежде, чем прозвучала первая нота. Но Бартоли это не смутило: облаченная в черные трико, ботфорты и камзол, она вихрем выскользнула на сцену. Образ довершали треуголка с пером, накинутый на плечи плащ, сверкающий красной подкладкой, будто языками пламени, и такие же алые перчатки.

В этот вечер Бартоли пела в сопровождении цюрихского оркестра La Scintilla. Ее голосу, кажется, подвластно все. Он идеально сфокусированный, мягкий и сочный, сливший в себе краски самых разных женских регистров. Единственное, чем не может он поразить, — мощью, какая должна быть у примадонны в стандартном представлении. Бартоли — ренессансная красавица с настоящим римским профилем — экспрессивна и обаятельна до эротизма. Ее безумный темперамент делает вокальный вечер похожим на рок-концерт. На каждом крутом вираже-пассаже певица словно впрыскивает публике адреналин. Она жонглирует руладами колоратур, как циркач огненными булавами.

Для Бартоли виртуозность — инструмент высшего выражения страсти. Спеть так сегодня, кроме нее, не может никто. Она вернула в классическое пение импровизационность как основной принцип исполнения, во многом утраченный в ХХ веке. Притом формально в ее голосе столько «дефектов», что в консерваторию ее бы просто не взяли. Но на то и гениальность, чтобы не вписываться в общепринятые рамки.

Процесс творчества у Бартоли поразительно очевиден: каждый звук отражается в мимике и телодвижениях. В кульминационные моменты понимаешь, почему на ее концертах фотосъемка категорически запрещена: такая степень проникновения в музыку настолько велика, что запросто поверишь в миф о демоническом перевоплощении артиста на сцене. Наверное, так же преображался, беря скрипку в руки, и Паганини… Энергия, которую буквально разбрызгивает Чечилия, созидательна, но сама она так безраздельно отдается музыке, даже исполняя самую крошечную вещицу, будто делает это в первый и последний раз, и вместе с финальной нотой ее сердце просто остановится.