- Кажется, 20 лет назад у вас было не слишком хорошее настроение. Из Театра имени Станиславского вы тогда уже ушли, а легендарный спектакль Анатолия Васильева "Серсо", где вы играли главную роль, к этому моменту уже прекратил свое существование.
- Из Театра имени Станиславского я ушел еще в 1984 году. Мы тогда стали репетировать с Васильевым "Серсо" на Таганке, а потом много гастролировали с этим спектаклем по Европе. Последний раз "Серсо" был сыгран в январе 1989-го в Риме. Когда все это закончилось, оказалось, что я больше нигде не играю. И как раз в этот момент Райхельгауз предложил мне и Любе Полищук поработать над пьесой Семена Злотникова "Пришел мужчина к женщине". Я подумал: почему бы и нет?.. Тем более что пьеса мне нравилась, и в 1980 году я уже ее репетировал с Райхельгаузом в Театре имени А.С. Пушкина. Тогда моей партнершей была Вера Алентова, но спектакль так и не был доведен до премьеры.
- Начиная репетиции нового спектакля, вы с Любовью Полищук догадывались, что вскоре появится новый театр - "Школа современной пьесы"?
- Ничто этого не предвещало. Нас с Райхельгаузом просто пустили порепетировать на сцене "Современника". Мы это делали совершенно бесплатно, ни на что особо не надеясь. Я был, как ни странно, рад всем этим перестроечным делам. Я почувствовал, что свободен и могу не держаться за какой-то конкретный театр. Хотя, конечно, страх был оттого, что я свободен. Мы пускались в свободное плавание.
- А помните ли вы момент, когда Райхельгауз сказал вам: "У нас будет театр"?
- Совсем не помню. Думал, просто сыграем в спектакле, какая разница... У нас же поначалу ничего не было, кроме бумажки от управления культуры о том, что мы - театр. А на эту сцену нас любезно пускало издательство "Высшая школа", потому что им этот зал был совершенно не нужен - здесь только партсобрания проходили. В субботу и воскресенье нас пускали играть спектакль. Все мы набивались в одну маленькую комнату - и директор, и актеры, и гримеры, и реквизиторы. А потом развалился Советский Союз, и стало ясно: Россия не сможет содержать такое огромное издательство. У них сократили штат, и половину дома отдали нам. Так у нас появилась сцена и две-три комнаты.
- Ну ничего, зато скоро у вас в театре, видимо, появятся большие пространства. Что-нибудь слышно про строительство нового здания, которое вам обещано?
- Ну что вы! Только сваи вбили, даже котлован еще не начали рыть. Решение-то принято, и Лужков много раз какие-то бумаги подписывал, но строительство так и не трогается с места из-за бумажной волокиты.
- Может быть, все дело в кризисе?
- Кризис тут ни при чем. Строят инвесторы, которые по-прежнему в этом заинтересованы.
- Так в чем же дело? В чиновниках и бумажной неразберихе?
- Совершенно точно. Дело не в кризисе, а в общей безалаберности.
- Вы многие годы проработали в государственном театре и, наверное, имеете возможность сравнить "Школу современной пьесы" со старыми театрами. В чем разница?
- Все очень просто. Во всех старых театрах около 70 процентов труппы давно уже ничего не играют. Как правило, эти актеры в творческом смысле уже ни на что не способны и существуют в театре лишь как балласт. Отсюда дрязги, сплетни и прочее. В "Школе современной пьесы" никогда такого не было. Сюда приходили актеры для того, чтобы играть. На них ходил зритель и любил их. Поэтому интриги и зависть здесь напрочь отсутствуют. Отношения очень хорошие. Примерно как в кино, где собирается команда только на одну картину. Сюда приходили те, у кого в этот момент по какой-то причине не было работы, и это потрясающие актеры - Мария Миронова, Михаил Глузский, Александр Филиппенко, Лев Дуров, Татьяна Васильева. Им было нечего делить между собой.