100 лет назад родился великий комедиограф Леонид Гайдай, чьи фильмы и сегодня взахлеб смотрит вся страна
Его нет с нами уже 30 лет. При жизни Гайдая ни критики, ни коллеги его творчество особо не ценили. Держали режиссера за крепкого профессионала. Считалось, он снимает кино второго сорта — легковесные эксцентрические комедии на потребу публике. То ли дело военные эпопеи, производственные драмы, ну в крайнем случае высоколобое авторское кино. А он упорно продолжал снимать свои чертовски смешные фильмы, на которые валом валил народ.
Всего Гайдай снял 17 картин. Большинство из них стали зрительскими хитами. В десятке самых кассовых комедий советского кино ровно половина приходится на его фильмы. «Бриллиантовая рука» и «Кавказская пленница» занимают, соответственно, первое и второе места. «Операция «Ы», пропустив вперед себя «Свадьбу в Малиновке», — на четвертом месте. «Иван Васильевич меняет профессию» занял седьмую строчку, «Спортлото-82» — девятую. Только в прокате фильмы Гайдая посмотрели, по оценкам киноведа Сергея Кудрявцева, 600 млн зрителей. А с учетом телепоказов счет посмотревших его кино идет на миллиарды...
Согласитесь, мало кто из наших режиссеров может похвастаться таким поистине всенародным признанием. Но при том, что фильмы Гайдая зрители выучили наизусть, а реплики из них разошлись в народе, о самом режиссере широкая публика знает не так уж много. А у него интересная судьба — хоть сейчас снимай сериал. Например, не всем известно, что Гайдай — худой, высокий, нескладный, похожий на Дон Кихота, — воевал в разведке, брал в плен фашистов. В марте 1943-го был тяжело ранен в ногу, стал инвалидом, но никогда не жаловался на хвори.
После войны Гайдай учился в театральной студии, работал в Иркутском драмтеатре осветителем и актером. В 1955 году снялся в фильме «Ляна» у классика советского кино Бориса Барнета. Параллельно учился режиссуре во ВГИКе, откуда педагоги отчислили его за колкие шутки и острый, насмешливый язык. Выручил Гайдая режиссер Григорий Александров, оценивший комедийный дар студента. Он взял его в свою мастерскую.
Первую картину Гайдая — острую антибюрократическую комедию «Жених с того света», снятую в 1958 году, цензура сократила в два раза — до 47 минут, навесив на режиссера клеймо очернителя и антисоветчика. Ему грозил запрет на профессию. На сей раз молодого режиссера спас директор «Мосфильма» Иван Пырьев. Он предложил Гайдаю срочно сделать картину на революционно-патриотическую тему и тем самым реабилитировать себя. Гайдай снял киноповесть «Трижды воскресший» по пьесе Александра Галича про героических комсомольцев. Фильм успеха не имел ни у критики, ни у зрителей. Режиссер, который впоследствии стыдился этого творения, уехал в Иркутск залечивать душевные раны.
Там к нему пришла идея короткометражки «Пес Барбос и необычный кросс», где впервые появилась знаменитая комедийная троица: Трус, Балбес и Бывалый. «Пес Барбос» имел шумный успех: лента закрывала Московский кинофестиваль, побывала в Каннах. Это позволило Гайдаю вернуться к жанру комедии, работать в котором ему, впрочем, приходилось непросто. В каждой его картине искали двойные смыслы и спрятанные кукиши. Резали по живому, и потери бывали весьма чувствительными. Например, в фильме «Иван Васильевич:» персонаж Юрия Яковлева спрашивал: «За чей счет банкет? Кто оплачивать будет?», а герой Куравлева бойко отвечал: «Как всегда, за счет народа». По настоянию начальства реплику пришлось переозвучить на безликое: «Во всяком случае не мы». Почувствуйте разницу!
— А в «Бриллиантовой руке», — с юмором рассказывал мне друг Гайдая Аркадий Инин, — ужас начальства вызвала реплика Нонны Мордюковой: «Я не удивлюсь, если завтра выяснится, что ваш муж тайно посещает синагогу». В окончательном варианте фраза стала выглядеть так: «Я не удивлюсь, если завтра выяснится, что ваш муж тайно посещает любовницу». При всей ханжеской борьбе в советские времена с аморалкой любовница все-таки оказалась не так страшна, как синагога.
«Кавказскую пленницу» спас от разгрома сам генеральный секретарь Брежнев. Он посмотрел комедию на даче, и она ему понравилась. Невиннейшей по сегодняшним временам «Бриллиантовой руке» грозила участь лечь на полку. Ее подозревали опять-таки в антисоветчине (что это за странный Остров невезения, где «крокодил не ловится, не растет кокос»?) и в растлении нравов (один сеанс стриптиза в исполнении Светличной чего стоит!), в пропаганде алкоголизма (почему герои так много пьют?) и в прочих грехах. А пуще всего перепугал чинуш атомный гриб, который венчал финал комедии, пародирующей шпионские боевики. Режиссеру вменялось внести множество поправок, в том числе вырезать финал. Но Леонид Иович в этот раз стоял насмерть: или фильм выйдет в полном виде, или не выйдет совсем.
По легенде, Гайдаю позвонил сам министр кинематографии. Он авансом простил режиссеру прочие прегрешения, умоляя вырезать хотя бы атомный гриб. Режиссер попросил три дня на раздумья, потом с видимым усилием согласился. Юмор, однако, заключался в том, что этот финал в последний момент Гайдай специально присобачил именно для того, чтобы им пожертвовать и тем самым спасти фильм от других — губительных — поправок. Это была еще одна остроумная придумка режиссера — вполне в духе его гениального творчества.
Сам он, впрочем, гением себя не считал. На сравнения с фильмами Чаплина обреченно махал рукой: «Ну куда мне до него». Идентифицировал себя скорее со своим скромным и находчивым героем Шуриком. Балагуром, остроумцем, мастером тостов и знатоком анекдотов никогда не был. Не любил, когда группа от удачной репризы смеется на съемочной площадке, предпочитал, чтобы в зале смеялись зрители. Сокращал, уплотнял сюжеты своих картин ради динамичности действия. Часто повторял: «Три секунды на экране равняются трем часам в жизни». Ориентировался в творчестве не на мнения коллег, а на мнение народа. Он хотел своими фильмами рассмешить, поддержать людей — и тем самым хоть немного облегчить им их зачастую скучную, серую жизнь.
— Для него самым главным всегда был зритель, — вспоминал драматург Яков Костюковский, причастный к созданию нескольких гайдаевских шедевров. — У нас даже была такая формула. Когда мы печатали сценарий на старенькой пишущей машинке, задавали друг другу один и тот же вопрос (я даже не знаю, когда и почему он возник): «А будет ли это интересно и понятно бабушке в Йошкар-Оле?» Почему бабушке? Почему в Йошкар-Оле? Но мы стремились всегда следовать этой формуле...
Может, поэтому, добавлю уже от себя, старые фильмы Гайдая живут до сих пор. И они кажутся одинаково понятными, смешными, близкими и бабушке в Йошкар-Оле, и академику в «Сколково». И даже, возможно, депутатам, снова бдительно стоящим на страже духовности, нравственности и патриотизма нашего населения.