Московский характерно "акающий" говор распознают даже бродяги с Монмартра. "Столичный абориген произносит слова именно так: "галава", "сабака", "малако". А еще у москвичей первый преду-дарный слог в слове длиннее ударного слога. Отсюда и пошла старая дразнилка: "Мы с Ма-асквы, с па-асаду, с ка-алашного ряду", - рассказывает лингвист, старший научный сотрудник Института русского языка РАН Нина Розанова.
Москвича можно вычислить и по другим разговорным мелочам. Так, в безударных слогах "е" заменяется на долгое "и": "нису", "биру". Звук "щ" произносится в несколько приемов: в целом получается нечто похожее на свист паровоза: "мушшщина". Совершенно ясно, что принцип: "как пишу, так и говорю" нам не подходит. Где москвич говорит "што", тот же петербуржец сказал бы "что", московское "ничево" по-писанному должно звучать: "ничего". Москва вообще предпочитает произносить "чн" как "шн": "скушно", "скворешник" (встречаются и совсем неожиданные варианты - "песошница") или "щ", "сч", "жж", "зж", "жд" как долгие и мягкие "ш" и "ж": "щет", "щастье", "жужжать", "вижжать", "дожжя". Или смягчать согласные, идущие перед согласными: "сьнег", "сьмелый". А в таких словах, как "коттедж", "декольте", и собственных именах - "Декарт", "Дега", "Теренций" перед "е" идут только твердые "т" и "д". Москвичи на свой лад переиначили и грамматику. В магазинах иногда можно услышать: "Какая красивая тюль" или "Дайте мне ту большую лосось".
Когда-то московский говор лег в основу русского литературного языка. Если бы русские княжества объединились вокруг Владимира, нормой речи могло бы стать "оканье". Стань столицей Рязань - "яканье", ну а сместись центр русских земель в сторону Украины, мы бы без стеснения употребляли фрикативную "г", больше похожую на "х". Но Москва переговорила всех...
А с середины XX века начался обратный процесс - традиционная московская речь стала уходить в прошлое. Полтора столетия назад Александр Сергеевич Пушкин писал: "Если хотите услышать настоящую московскую речь, слушайте, как говорят московские просвирни (женщины, которые пекли просфору в церквах. - Прим. авт.)". Сегодня истинно московским говором владеют лишь старушки, доживающие свой век в столичных коммуналках. Пожалуй, только они до сих пор ходят в "булошную" и жарят "иишницу". Новые говоры со всех концов приехали завоевывать столицу. По толпе, гуляющей по Арбату или Тверской, уже трудно судить о москвичах. Коренных жителей столицы там меньшинство. Поэтому мало кто объяснит, как пройти к Лумумбарию (РУДН), Полстакану (гостинице "Космос") или найти памятник Лукичу (на Октябрьской). Новое поколение москвичей стало забывать язык, понятный старожилам бульваров. "Пролетаевская", "Пургеньевская", "Подлянка" и "Площадь Кирпича" - это не пустой набор звуков, а названия станций столичной подземки. Страсть к творчеству убил бешеный ритм жизни.
"Большинство москвичей говорят уже не на московском диалекте, а на динамически меняющейся разговорной смеси. Процесс этот, увы, неизбежен для всех мегаполисов", - констатирует Нина Розанова. Трудно судить, плохо это или хорошо. Язык развивается непрерывно.