- Владимир Иванович, вы встречались со многими великими политиками... На мой взгляд, сейчас эпоха "лидера без стиля", когда среди политических деятелей мы не видим таких ярких фигур, какими, скажем, были Уинстон Черчилль или Шарль де Голль. Насколько, по вашему мнению, точны мои наблюдения?
- Мне кажется, мы наконец получили в руководстве нашей страны яркую и сильную фигуру в лице Владимира Путина. Впрочем, он, может быть, еще полностью себя не раскрыл. Но в его потенциале сильные черты характера: ум, скромность и большое желание сделать для страны что-то полезное.
Вообще каждая переломная эпоха выводит талантливых людей наверх. Военные годы выявили таких личностей, как Рузвельт, де Голль, Черчилль и Сталин. В другое время они были бы менее заметны, а на волнах истории они становятся выдающимися.
Возвращаясь к сегодняшнему дню, я считаю, что нам просто сильно повезло, что во главе нашей страны становится молодое энергичное поколение второй демократической волны, и я возлагаю на это большие надежды.
- Вы только что упомянули имя генерала де Голля. Известна его оценка Сталина: "Маленький человек делает мелкие ошибки, а великий - большие". Но генерала уж никак нельзя было заподозрить в симпатии к большевизму...
- Я непосредственно присутствовал при этом высказывании де Голля. Он только что закончил очередную главу своих мемуаров, посвященную своей поездке в Москву в декабре 1944 года. Он плохо видел на один глаз, а очки стеснялся носить... Поэтому черновая рукопись, которую он показал нам с послом Виноградовым, была набрана крупным шрифтом. Мы ознакомились с текстом и внесли некоторые замечания фактологического характера. Через некоторое время он, задумавшись, вдруг произнес, что не согласен с нынешним отношением в СССР к Сталину после XX съезда КПСС. Он продолжал считать его великим политиком, внесшим огромный вклад в победу над Гитлером. Здесь Виноградов, следуя соответствующим инструкциям, сказал: "Мы не отрицаем роль Сталина во второй мировой войне, но он допустил серьезные ошибки, которые дорого стоили нашему народу". Тут-то де Голль и произнес свою историческую фразу.
Со Сталиным его роднили личные черты характера: немногословие, скрытность, вера в свое призвание. Сталин, замечу уже от себя, сильно воздействовал на окружающих. Поскольку в течение нескольких лет я работал у него переводчиком с французского языка, я испытывал на себе его поистине магнетическое воздействие. У Сталина было мощное биополе. Бывало, я сидел в его пустом кабинете и сразу, что называется, кожей чувствовал, когда он бесшумно появлялся в своих мягких сапогах. Как ни парадоксально, наиболее сильно поддавался его влиянию Черчилль - казалось бы, такой непримиримый враг Советского Союза и всей коммунистической системы. В человеческом плане он нередко подчинялся воле Сталина, что неоднократно отмечал Молотов, присутствуя на встречах "большой тройки".
- Насколько вероятно было в сорок пятом повторение ситуации 1814 года, когда русские казаки в кабачках на Монмартре требовали "быстро, быстро!" их обслужить? У Сталина ведь были планы дойти до Франции?..
- В 1947 году я переводил его историческую беседу с Морисом Торезом, лидером компартии Франции. Сталин сказал, что если бы союзники еще год потянули с открытием второго фронта, "то тогда, - закончил Сталин фразу, - наша армия смогла бы дойти до Франции"... И чуть помолчав, добавил: "И до Парижа".
Уже в девяностые во французскую печать просочилась запись этой беседы, когда-то строго секретной. Корреспондент Коваленко передал ее в московскую газету, отметив, что во время беседы переводчик Ерофеев дополнил Сталина этим самым "...И до Парижа". Ну надо же быть таким наивным человеком!
- По историческим свидетельствам известно, что Черчилль курил сигары, Сталин - папиросы "Герцеговина Флор". А что предпочитал курить де Голль?
- Я никогда не видел его курящим, так же как никогда не видел Сталина курящим трубку. При этом трубки лежали у него повсюду. Однажды случился такой конфуз: он пригласил на свою дачу на озере Рица сотрудников секретариата Молотова. Надо сказать, что тогда не строили пышных хором. Обстановка квартир и загородных домов была, скорее, однообразная и казенная. Сталин любил обильно угощать своих гостей вином, полагая, что "человек познается только тогда, когда он выпьет". И вот один из гостей, Иван Иванович Лапшов, изрядно подвыпивши, долго искал свою комнату. Обнаружил одну, где была уже подготовлена постель, зашел, присел за стол, выдвинул ящик и увидел... набор трубок. Побледнел... и мгновенно протрезвел. И тут за его спиной раздается голос: "Вы что роетесь в моем столе?!" Надо сказать, когда Сталин приглашал к себе гостей, такие вещи все-таки не драматизировал. Лапшов несколько дней был сильно обеспокоен, но, к счастью, все обошлось.
- Что вы лично предпочитаете из спиртных напитков?
- У меня много любимых напитков. Люблю хорошую водку, виски, джин с тоником... Наша посольская работа требует определенной тренировки в плане спиртного. Вырабатывалось, конечно, умение пить и не хмелеть. И кроме того, особые навыки у меня появились, когда я работал в Африке. Мне иногда приходилось выезжать из Дакара, столицы Сенегала, где я был послом. Дакар выглядит, как красивый европейский город. Где бы французы ни жили, они любят создавать для себя приятную обстановку. Но я должен был еще и ездить по стране, посещать вождей крупных племен. Вождь обычно сидел в своей палатке, на полу расстелена циновка, расставлено угощение - баранья голова и тому подобное. Он тут же накладывал мне еду, сам выдавал лакомые куски. Для того чтобы преодолеть все свои чувства по этому поводу, я перед визитом всегда выпивал полстакана виски, после чего мне было море по колено. И ничем серьезным, к счастью, не заболевал. Случалось наблюдать такие впечатляющие картины! У некоторых вождей были автомобили, и поскольку воды там мало, то их "подчиненные" буквально вылизывали языками машину...
- Если посмотреть из нынешнего 2000 года на уходящее столетие, какое изобретение, какая "вещь века" представляется вам наиболее значительной?
- Считаю, что открытие атомной энергии является самым крупным достижением в двадцатом столетии. Я был знаком и даже дружил с Фредериком Жолио Кюри, нобелевским лауреатом. Он был великим ученым, талантливым художником, способным теннисистом... Не говоря уж о том, что являлся председателем Всемирного совета мира и членом ЦК французской компартии. Жолио был серьезно болен лучевой болезнью. Я его спросил: "Как же вы попали под такое сильное излучение?" Он ответил: "Ну что вы хотите, в те времена мы сами взвешивали урановую руду и хранили ее в карманах своих рабочих халатов, естественный фон просто не учитывали". Он был уверен, что можно вылечиться, но, к сожалению, лучшие врачи мира не могли ему помочь, и он погиб.
- Первый опыт дипломатической работы был у вас в посольстве СССР в Швеции под руководством Александры Коллонтай, первой женщины в мире на посту посла... Она отличалась радикальными взглядами на все, в том числе и на сексуальные отношения...
- Да, действительно, она придерживалась крайних убеждений во всем. Сторонница женской свободы, в том числе и в любви, выдвигала известные теории "о свободной любви трудовых пчел", "стакане воды" и т.д... Но эти "закидоны" были у нее в молодости. Вообще же она была женщиной умной и талантливой.
Меня назначили на работу в Швецию, из Архангельска я плыл северным путем на английском минном тральщике почти два месяца, нас бомбили, торпедировали... Приехал я туда поздней осенью 1942 года. Коллонтай в это время разбил паралич, она не могла писать, но продолжала работать в инвалидной коляске. Она попросила меня помочь ей в работе над книгой мемуаров для одного мексиканского издательства. Коллонтай говорила на семи языках, читала на одиннадцати. С королем она была в хороших отношениях, несмотря на то, что Густав V ее в свое время из Швеции выгнал, когда она приезжала во время первой мировой войны с революционной агитацией. Позже ему пришлось принимать от нее верительные грамоты. А она была, надо сказать, дочерью русского генерала Демонтовича, и даже адъютант Николая II за нее сватался. В общем, она была великосветская красавица, пока не влюбилась в молодого студента Коллонтая. Потом ушла в революцию настолько, что бросила и его, и сына. Уехала к Ленину в Швейцарию, работала в социалистическом Интернационале... Я за свою жизнь знал многих послов, и могу сказать, что с Коллонтай по авторитету в стране пребывания сравниться не мог никто.
- Вы несколько раз в разговоре о политических деятелях подчеркивали такую черту, как скромность... Ваша супруга Галина Николаевна написала очень интересную книгу воспоминаний "Нескучный Сад"... В частности, она описывает поведение советских служащих за границей, у которых подчас проявлялись взявшиеся невесть откуда "барские" замашки...
- Ну я бы не стал всех "стричь под одну гребенку"... Мне кажется, у некоторых наших людей был другой недостаток: желание забить чемоданы всяким барахлом, не интересуясь при этом культурой страны пребывания. Когда меня назначили в Дакар послом, наше посольство находилось в бедственном положении. Зарплаты были настолько мизерные, что поддерживать достойный уровень жизни было невозможно. Я поехал в Москву, пошел на прием к Косыгину и попросил повысить зарплату дипломатам, рассказав, что наши люди порой обращаются за помощью к командам советских судов, которые заходят в Дакар, ловят рыбу, чтобы прокормить семьи... Вскоре зарплату нам прибавили. Так вот, представьте себе: все равно нашлись люди, продолжавшие жить по-прежнему очень экономно, мягко говоря.
- На посту советника посольства СССР в Париже вы много сделали для двух великих культур. Я знаю, что благодаря вам вдова Бунина, Вера Николаевна Муромцева, передала значительную часть архива писателя Советскому Союзу. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее...
- Однажды в посольство пришел русский эмигрант и рассказал мне, что вдова Бунина страшно бедствует и начинает продавать архив Ивана Алексеевича и его личные вещи американским университетам. Я пошел к ней. Она встретила меня сначала, прямо скажем, сурово. Я представился и сказал, что хотел бы передать ей вышедший в Москве сборник рассказов Бунина. Это ее заинтересовало, она пригласила меня войти. Сама осталась на площадке и посмотрела вниз на лестницу, а потом спросила: "Вы один пришли?". - Я ответил утвердительно. - "А я считала, - сказала Вера Николаевна, - что вы, советские, по одному не ходите!".
Так началось наше знакомство. Я изложил ей нашу позицию о том, что весь архив Бунина должен быть передан в Россию, поскольку он великий русский писатель. Она сначала отвечала уклончиво, но в конце концов при этой и последующих встречах уступила нашей просьбе и согласилась постепенно передать в СССР рукописи, фото, личные вещи Бунина. Что она и делала вплоть до своей смерти в 1961 году. По нашей просьбе советское правительство назначило Вере Николаевне персональную пенсию, которую она регулярно получала.
- Последний вопрос о ваших сыновьях: оба они получили широкую известность. Виктор - знаменитый писатель, Андрей - авторитетный специалист по современному искусству. В свое время вы прочили им дипломатическую карьеру?
- Да, я действительно этого хотел. Они оба - люди с широким кругозором, со знанием языков. Мой отец тоже хотел, чтобы я пошел по его стопам, и я подал документы в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Но потом вдруг увидел документальные фильмы Романа Кармена об Испании. И меня так увлекла Испания, что я пошел на закрытые курсы переводчиков при Ленинградском университете. Вот так судьба распорядилась... Виктор и Андрей легко могли бы поступить в МГИМО, но они выбрали свой путь и сделали правильно.