26 августа мы отмечаем Международный день благодарности собаке
«Посредине улицы мчалась собака, вся в пыли и пене. Маленькая села на землю и заплакала. Собака неслась прямо на нее. От ужаса вся шерсть на мне вздыбилась, но я превозмог себя и загородил телом Маленькую». Этот случай, описанный в рассказе «Сапсан», произошел на самом деле. И Александр Куприн, благодарный своему любимцу за спасение дочери, увековечил его имя в литературе. Собакам посвящают стихи, их рисуют, им ставят памятники. И вот даже специальный праздник установили почти 20 лет назад — День благодарности собаке. За что же мы благодарим четвероногих друзей?
«Белый пудель», «Собачье счастье», «Пиратка», «Барбос и Жулька», «Завирайка» и еще рассказ о Сапсане: сразу ясно, что писатель Куприн любил собак. Долгие годы у Александра Ивановича жили пойнтер Малыш и два сенбернара, а в конце 1911-го появился Сапсан: хилого щенка выбраковали со псарни великого князя Михаила.
«В Гатчине у меня росла, с трехмесячного возраста, прекрасная собака, — вспоминает Куприн, — меделянский пес по имени Сапсан IV. В его родословной числилось одиннадцать прямых предков, и около имени каждого из них стояла отметка: брал медведя „по месту“ (то есть прямо у выхода из берлоги). Обычно у собак этой редкой, ныне исчезнувшей, породы с юных лет воспитывают злобность, для охоты, хотя смелость, великодушие, ум и доброта — их прирожденные качества. Сапсан IV прошел в нашем доме совсем другую школу: ласки, внимания и доверия. К четырем годам он весил больше шести пудов, однако ко всему маленькому — к собакам, кошкам, даже к раненому воробью — был учтив и уступчив. Однажды злой тойтерьер загнал его под диван!»
А дочь Куприна Ксения, та самая спасенная от бешеной собаки Маленькая, позже напишет, что у отца с Сапсаном были свои отношения — разговоры, секреты, ссоры, примирения. И она слышала, как Куприн говорил одному из знакомых: «Нет уж, увольте! Вы хотите, чтоб мне потом было стыдно смотреть в глаза своему псу?».
Идею написать рассказ о подвиге Сапсана Куприну подал Иван Бунин. Писатели дружили с 1900 года, а в 1909-м даже разделили очень престижную тогда Пушкинскую премию по литературе — по 500 рублей каждому. В благодарность за подсказку Александр Иванович послал другу вот этот фотопортрет 1916 года (на снимке вверху слева) с двумя автографами: своим и Сапсана — вложил ручку тому в лапу и подписал фото. Рассказ дважды публиковали в России до революции, потом, в годы эмиграции, в парижском детском журнале «Зеленая палочка» и многократно в СССР (на снимке внизу справа — рисунок Владимира Резчикова к одному из изданий «Избранного» Куприна).
Александр Иванович легко сближался с людьми и не обижался на дружеские подтрунивания по поводу своей привязанности к собакам. «Самый чуткий нос России» — так Федор Шаляпин представил его однажды гостям. В писательской компании зашел спор, чем пахнет женщина. «Сливочным мороженым», — заметил Чехов. «Цветками липы, слегка подвядшими», — подал голос Бунин. А Куприн, сделав небольшую паузу, сказал: «По-моему, молодые девушки пахнут арбузом и парным молоком. А старушки здесь, в Ялте, — горькой полынью, ромашкой, сухими васильками и ладаном». Чехов, в знак признания победы, пожал Куприну руку, добавив: «Уверен, Бром и Хина с вами согласились бы».
Бром и Хина — любимые таксы Антона Павловича, названные в честь самых популярных в то время лекарств (на фото вверху в центре Чехов держит на руках Хину, 1897 год). В 1892-м писатель купил имение в селе Мелихово под Серпуховом и переехал туда с родителями и сестрой на целых семь лет. Вскоре к ним присоединились и таксы, подаренные издателем Лейкиным. Почти каждый вечер в доме устраивали спектакль с их участием.
Вот как вспоминал об этом младший брат Чехова Михаил: «Хина подходила к Антону Павловичу, клала ему на колени передние лапки и жалобно смотрела в глаза. Он изменял выражение лица и разбитым, старческим голосом говорил: „Хина Марковна! Страдалица! Вам бы лечь в больницу! Вам ба там ба полегчало ба-б“. Целые полчаса он проводил с собакой в разговорах, от которых все домашние помирали со смеху. Затем наступала очередь Брома». В письмах Лейкину Чехов признавался, что после «этого театра» он чувствует себя освеженным, как после морского купания. «Мелиховский период» стал чуть ли не самым плодотворным: 42 произведения, среди них — рассказы «Палата № 6», «Человек в футляре», «Ионыч», пьесы «Чайка», «Дядя Ваня». Сейчас в Мелихово, в доме-музее Чехова, стоит памятник его преданным помощникам (на фото вверху).
А вот совсем иная история. 100 лет назад, в августе 1922 года, в Москве и Петербурге начался заключительный этап спецоперации по высылке из страны известных профессоров, ученых, литераторов, юристов, инженеров и врачей. Ненужный революции хлам, как назвал их Ленин. «Философские пароходы» и поезда, по разным оценкам, увезли до двух тысяч человек, которых, по словам Троцкого, расстрелять не за что, а терпеть невозможно. На теплоходе «Обербургомистр Хакен» 29 сентяб-ря 1922 года уехал и выдающийся философ Семен Людвигович Франк с женой и четырьмя детьми. На рисунке И.А. Матусевича (внизу слева), тоже пассажира корабля, он держит на руках младшего, двухлетнего Васеньку. А на снимке внизу справа — тот же Василий Франк, только 15 годами позже. Годы эти выдались непростыми...
Позже в книге «Русский мальчик в Берлине» Василий напишет: «Даже ребенком я чувствовал, что немцы, простые, обычные люди, нас, русских, не любят. Дети на улице постоянно дразнили, а как-то, играя в футбол, один мальчик ударил меня в лицо и закричал: „Один раз мы вас победили, а следующий раз уничтожим!“ Думаю, зерна нацизма зрели в народе задолго до того, как это стало официальной идеологией. Защищаясь, я в ответ стал доказывать превосходство русских — в силе, ловкости, в драках. Меня даже прозвали „бешеный русский“. Друзей это не прибавило, их вообще не было, но зато меня стали бояться. Я становился таким же, как те, кого ненавидел. Не знаю, чем бы все закончилось, если б не Лакки».
В начале 1930-х в том берлинском квартале, где жила семья Франк, на домах стали появляться таблички «Продается»: зажиточные евреи покидали город.
Собак пристраивали соседям. «Приходили и к нам, — вспоминает Василий. — И мама вдруг согласилась. Так у нас появился Лакки, а у меня — самый верный друг. И все изменилось».
Лишь много лет спустя, после Второй мировой, которую Василий Франк встретил летчиком ВВС Великобритании (в 1937 году семья, спасаясь от нацистов, бежала в Лондон), он узнал, что Лакки появился в их доме неслучайно. Идея принадлежала самому Семену Людвиговичу — не только известному философу, но и психологу. Это сейчас привлечение собак (и кошек) для снятия стресса у детей и подростков хорошо изучено, пет-терапию применяют и у нас, и за рубежом. А тогда оно было в новинку. Но Лакки все сделал правильно: он просто полюбил мальчика и стал ему другом, для этого собаке не нужны инструкции. И для подростка это оказалось спасением — от одиночества, от агрессии вокруг, от себя. Это ли не повод для благодарности!
И еще немного о четвероногих друзьях, которых не просто чтут в семейном кругу, но и сооружают им монументы. В первую очередь, конечно, это фронтовые собаки, памятники которым стоят во многих городах России (на снимке вверху — скульптура в парке «Терлецкая дубрава» в Москве). Чтут своих четвероногих боевых друзей в США и в Великобритании, во Франции и в Норвегии — везде, где шли сражения Второй мировой. И, в отличие от иных «человеческих» обелисков, эти никто не сносит и не передвигает...
А здесь на фото сибирский хаски Балто, прославившийся в мирное время. Он принимал участие в доставке противодифтерийной сыворотки в поселение Ном на Аляске. Из-за снежной бури самолеты не летали, и 1085 км надо было преодолеть на собаках. На последнем этапе пути упряжку Гуннара Каасена вел вожак Балто. На одном из поворотов обессиленный и замерзший каюр выпал из саней. Но Балто сам довел упряжку до Нома, а потом вернулся за хозяином. В память о мужественном и верном псе на Аляс-ке каждый год устраивают гонки собачьих упряжек — по тому самому маршруту. А в центральном парке Нью-Йорка установлена бронзовая статуя собаки, на камне — слова: «Выносливость, преданность, ум».
Еще одна знаменитость — сенбернар Барри (фото в начале статьи). Он работал горным спасателем в начале XIX века. Снежные заносы в Альпах всегда уносили тысячи жизней. Барри изо всех сил пытался исправить эту печальную статистику. Его результат — 40 спасенных жизней! За это герою поставили памятник на кладбище собак под Парижем, которое открыли в 1899 году. Надпись гласит: «Он спас сорок человек, но был убит, пытаясь спасти сорок первого» (есть легенда, что отогретый им солдат пришел в себя и застрелил собаку, приняв ее за медведя).
Среди отзывов в книге посетителей кладбища есть и оставленный Александром Куприным. Он написал: «Когда смотришь на монумент Барри и читаешь эту воистину прекрасную краткопись, то чувствуешь, как со всех памятников кладбища стирается все выспреннее, неуклюжее, претенциозное и остаются только три старые слова: «Собака — друг человека».
Лучше не скажешь.