Романтическая пьеса Гюго почти избавилась от ходульности в версии Комеди франсез
Ряд «больших» спектаклей на Фестивале имени Чехова («Шесть персонажей в поисках автора» Пиранделло, «Зимняя сказка» Шекспира) продолжила «Лукреция Борджиа» в версии Комеди франсез и режиссера Дени Подалидеса. Создатели постановки смогли пройти по лезвию ножа, не дав романтически-условной пьесе выглядеть архаичной, но и избежав ее превращения в сиюминутный авангард. Возможно, это единственный способ, которым сейчас можно оживить подобную драматургию.
Помню первое впечатление от «Лукреции Борджиа», прочитанной в глубокой юности на гребне увлечения «Собором Парижской богоматери», «Отверженными», «Человеком, который смеется»... Пьеса захватила интригой и столкновением раздирающих противоположностей. А конец, где всесильная хозяйка Феррары, бессердечная вершительница судеб оказывается слабой женщиной со смертельно раненным сердцем, просто потряс.
Сегодняшнее впечатление от того же текста: как можно принимать всерьез такой ходульный, насквозь придуманный сюжет? Как можно верить героям, которые упорно не видят очевидного, понятного с первых же минут всякому зрителю: Дженнаро – сын Лукреции, хотя он этого не знает? И оттого творятся все безумства, без которых, впрочем, пьесы (имеющей мало отношения к биографии реальной Лукреции Борджиа) вовсе бы не было.
Что ж, известный закон: человек в своей жизни проживает конспект жизни человечества. Условности романтизма XIX века, нимало не смущающие юнца, коробят опытного зрителя. Но ведь и такое искусство должно жить – хотя бы из уважения к гению Гюго. А он сказался и тут – например, в виртуозной словесной эквилибристике, которой Лукреция приоткрывает и тут же затуманивает правду (сказать ее впрямую она не может, поскольку тогда Дженнаро, как отпрыск ненавистного всем рода, будет немедленно убит). Или в проработке отдельных образов, в первую очередь коварного Губетты, этакого варианта Мефистофеля, неистощимого на выдумку интригана и кладезя саркастических афоризмов.
Впрочем, блеснуть острым словцом Гюго дает почти всем персонажам. «Клятва государя священна? Пусть это говорят народу. Но мы-то с вами знаем, что это такое. Ни короли, ни народы и дня не могли бы прожить, если бы стали в точности исполнять обещания» – это Лукреция говорит своему мужу-герцогу. Слуга Рустигелла изрекает: «На свете только две вещи нелегко найти – итальянцабез кинжала и итальянку без любовника».
А юмор, которым прорежен мрак рассказываемой истории! Ради него Гюго готов даже отъявленных злодеев сделать чуть добрее, чем им следовало быть по логике сюжета. «Убить синьору Лукрецию? На этот счет у меня не было приказаний» – бубнит туповатый сатрап. «Болван!» – только и бросает ему герцог, хотя мог бы раздавить дурня.
Короче, пьеса прекрасно смотрится – в том динамизированном варианте, который придумал режиссер Дени Подалидес. Тут не тот случай, как в «Мещанине во дворянстве», привезенном Подалидесом два года назад: там – Мольер, каждая строчка текста которого драгоценна, его можно показать и в неспешном эпическом виде, с оригинальной музыкой XVIIвека, написанной Жаном-Батистом Люлли. Чтобы зажила драматургия Гюго, постановщик до предела спрессовывает действие, убирает антракты – и два часа пролетают на одном дыхании. Какая экспрессия у «белокурой бестии» Эльзы Лепуавр (Лукреция)! Какое обаяние коварства у Эрика Рюфа (Дон Альфонсо д’Эсте)! Как динамичны сцены-дуэли Лукреции и ее наивного сына (Гаэль Камилинди)! Ну а роль Губетты в исполнении дьявольски пластичного и брутального Тьерри Ансиса превращается едва ли не в бенефис, в главный аттракцион представления.
Постановка, на самом деле достаточно богатая декорационно (сценограф Эрик Рюф), совсем не давит обилием подробностей: и венецианский канал с гондолой в начале, и мрачные виды Феррары в последующих трех картинах лишь угадываются в полутьме, а «караваджев» свет резко выхватывает фигуры или только лица героев. Точно так же, как музыка старинного мадригала или оперы Доницетти время от времени уточняет эмоциональный колорит. Авангардный лаконизм при полном уважении к классической основе. Ничего лишнего.