Разговор с Александрой Марининой о жизни, в которой всегда есть место детективу
На следующей неделе в Москве открывается самый масштабный российский книжный фестиваль «Красная площадь». В программе мероприятий есть и встреча с одним из популярнейших российских писателей — Александрой Марининой. Автор многочисленных бестселлеров рассказала корреспонденту «Труда» о своих литературных предпочтениях и поделилась мнением о разделении литературы на «настоящую» и «детективную».
— Вы постоянно встречаетесь с читателями. Случалось слышать вопросы, которые удивляли, смешили или даже вызывали гнев?
— Сейчас меня уже трудно удивить каким-то вопросом: встреч с читателями было действительно много, и все, что только возможно, меня спрашивали десятки раз. Но поскольку я человек веселый и смешливый, то каждый раз начинаю хохотать, когда спрашивают, например, использую ли я в своих произведениях материалы из уголовных дел, которые расследовала. Суть в том, что я никогда ничего не расследовала, моя работа заключалась совсем в другом, более того, нигде в официальных источниках нет указания на то, что я была следователем. Откуда у людей в головах это ошибочное убеждение? И, конечно, смеюсь, когда спрашивают про литературных негров, дескать, использую ли я их труд. А гнев? Пожалуй, припомню только случай на книжной ярмарке в Харькове, очень давно. На пресс-конференции журналист, глядя в блокнот, спросил: «Почему в ваших книгах моря крови, горы трупов и сплошные половые извращения? Вам не стыдно такое писать?» Гнев мой был вызван явно халтурным отношением этого журналиста к его же собственной работе: все-таки готовить вопросы, как мне кажется, нужно самому, а если тебя редактор попросил «обязательно спросить вот про это», то будь любезен, проверь, имеет ли такой вопрос хоть какой-то повод. Ну нельзя же работать в журналистике, основываясь на том, что тебе «Ося по телефону напел»!
— Спрос на книги в обществе сейчас не слишком высок. Но при этом популярность больших книжных фестивалей, похоже, растет. Чем объяснить этот парадокс?
— Книгу нужно читать, это требует усилий и времени. Во время чтения книги не очень удобно пользоваться смартфоном или выходить в сеть и отвечать на сообщения. Если для людей моего поколения отношение к чтению, как к с серьезной работе, осталось прежним, то для молодежи фактор «свободы — несвободы» весьма значим. А вот на мероприятиях фестиваля напрягаться не нужно, сидишь-стоишь-ходишь-слушаешь, можно пофотографировать, поговорить, и сообщение написать, и фотографии в сеть выложить и даже до окончания мероприятия лайки собрать. То есть усилий и напряжения меньше, а удовольствия больше. А там, глядишь, и интересное что-то узнаешь... Вообще фестиваль — это люди, живое общение, настроение, поэтому такие мероприятия, к счастью, остаются привлекательными.
— Вы могли бы давать компетентные комментарии на многие злободневные темы. Нет ли желания стать модным экспертом в каком-нибудь популярном СМИ?
— В вашем вопросе целых три выражения, вызывающих у меня идиосинкразию: «модный», «эксперт» и «популярное СМИ». Я человек весьма независимый и очень не люблю, когда мне что-то навязывают, а мода есть не что иное как навязывание: носи это, читай то, смотри пятое, слушай десятое, а иначе ты — лузер. Да я просто из принципа буду делать все наоборот! Теперь по поводу экспертов: у нас почему-то так принято именовать каждого, у кого есть хоть какое-то мнение о проблеме. При этом еще с давних революционных времен закрепилось представление о том, что любому человеку пристало иметь суждение по любому вопросу. Но это же глупость и мракобесие. Нужно заниматься проблемой много лет и изучить ее очень глубоко, чтобы «сметь свое суждение иметь». А у нас почему-то «смеют» все подряд.
— Складывается впечатление, что вы не очень любите публичность. При том что со всех сторон трубят, будто только от пиара зависит успех.
— Да, публичность не люблю, она мне не нужна. Я человек домашний, могу неделями не выходить на улицу. Возможно, я заблуждаюсь, но мне кажется, что пиар нужен тем, кого пока не знают или знают мало. Не сочтите меня нахалкой, но когда написано больше 50 книг, то, наверное, можно уже отсидеться в тихом углу и не тратить силы и здоровье на публичность.
— В России существует десяток литературных премий, ориентированных на прозаический мейнстрим. Есть премии для фантастов. Но нет ни одной детективной. С чем это связано?
— Честно говоря, я настолько далека от литературных сообществ и тусовок, что не могу знать, чем там руководствуются, принимая решение о принципах номинирования. Думаю, что корни жесткого разделения на «настоящую литературу» и «детективы» находятся в советской идеологии, согласно которой детектив — литература второго сорта, поскольку не описывает подвиги революционеров и не помогает строить коммунизм. Вот «Возрождение» и «Целина» (книги Л.И.Брежнева. — «Труд») — да, они помогают и зовут, поэтому тиражи огромные, в любом книжном магазине можно купить (помните, как эти произведения пихали всем в нагрузку при покупке более или менее интересной книги?). А детектив — это так, погулять вышел. Более того, приравнивание любого детектива к «желтой» прессе было в те годы необходимо для обоснования того, почему так мало издают переводных зарубежных детективов, а когда издают, то их невозможно купить, нужно искать по библиотекам или использовать связи и знакомства. Потому и не издают, что это плохое, второсортное, желтое и буржуазное! Выросло новое поколение и читателей, и журналистов, а стереотип остался. Признаваться в любви к детективу — стыдно. Все же хотят быть «модными» и «в тренде», им велели любить мейнстрим, потому что так надо, так модно, так современно.
— Писатель должен работать по расписанию или по вдохновению? А если его, вдохновения, год не будет?
— Писатель никому ничего не должен, каждый автор работает, как умеет и как ему удобно. У меня, например, вдохновения почти никогда не бывает, потому что большие книги со сложным сюжетом и большим числом персонажей не могут так писаться. Это труд — долгий, кропотливый, тщательный. Я не жду вдохновения, просто пытаюсь работать. В какие-то дни — получается, в какие-то — нет: чувствую, что нет понимания, не хватает какой-то эмоции...
— Вы обладаете одним, как говорят, «небрендовым» качеством. Оно называется «ответственность». Каково сегодня живется ответственному человеку в мире, где видимость деятельности зачастую важнее ее результата?
— Да ничего, как-то живу. Хотя, конечно, злюсь, сталкиваясь с необязательностью и безответственностью. Но поскольку я, как уже говорилось, существо домашнее, не активное, то мне удалось сузить круг своего общения таким образом, чтобы было максимально комфортно. Если же приходится выходить за рамки этого круга, то я заранее закладываюсь на то, что столкнусь с бестолковостью, необязательностью, бездействием и прочими прелестями нашего общества. То есть никаких иллюзий не питаю, зато можно порадоваться, если вдруг ошибусь!
— Известно, что вы с детства не расстаетесь с книгами. Что сегодня впечатляет из новых изданий? К каким стендам вы направитесь на предстоящей ярмарке?
— Вряд ли я могу быть экспертом по новым прозаикам, потому что сегодня больше обращаюсь к non-fiction, мемуаристике, а также авторам, давно и хорошо известным. Например, с удовольствием читаю сейчас книгу Найджела Клиффа о Ване Клиберне. Перед этим читала «Страсти по Максиму» Павла Басинского, вынесла много интересного и важного. На ярмарке побегу, в первую очередь, к тем стендам, где могут оказаться новые книги, нужные мне для работы, как нынешней, так и будущей. Правда, какие книги могут оказаться полезными сейчас, я хорошо представляю, а вот что понадобится для будущей работы — пока не знаю, потому что следующую книгу еще не задумывала. Но понадеюсь на интуицию.
— Перед написанием романа вы занимаетесь скрупулезным сбором материала. Случалось ли в книгах других авторов наталкиваться на явное непонимание и незнание темы?
— Трудно ответить на этот вопрос... Я не проверяю «за авторами», но и не слепо полагаюсь на их изложение, поскольку, как уже говорила, хорошо представляю себе, насколько распространены халтура, недобросовестность и лень. Единственное, в чем я более или менее прилично разбираюсь — это уголовный процесс, уголовное право и криминология, а данные материи, если говорить о беллетристике, освещаются только в детективах. Если я начинаю читать отечественный детектив и натыкаюсь на явную глупость, то закрываю книгу и вычеркиваю этого автора из списка «купить и прочитать», а книгу отдаю в ближайшую к дому библиотеку. Чтобы поймать автора на незнании материала иного свойства, не правового, нужно уже проверять, а мне, как правило, делать этого не хочется. Если вещь нравится — читаю и получаю удовольствие, ведь в каждой книге, кроме производственной или исторической фактуры, есть еще личности и конфликты, и когда они интересно выписаны, то какая разница, допущены неточности или нет?
— Учитывая ваш профессиональный опыт и аналитические способности, можно предположить, что вы видите людей «насквозь». Не скучно ли жить, обладая таким глазом-рентгеном?
— Наоборот, интересно! Можно знать и понимать человека чуть лучше, чуть хуже, но это никогда не будет «насквозь». Чем дольше я живу, чем больше поступков людей наблюдаю, чем разнообразнее реакции, которые я вижу, тем больше у меня оснований для сомнения и материала для обдумывания и анализа. Жить вообще интересно, даже если это порой очень трудно и больно.
— Что определяет творческий успех?
— Не знаю. Это штука малопредсказуемая, в ней никто ничего на самом деле не понимает. Но есть одна составляющая, обязательная, без которой успеха точно не будет: это искренность. Если ты делаешь то, что тебе действительно интересно и доставляет удовольствие, то шанс на успех есть. Без этого ничего не получится, даже если ты безумно талантлив.