Москва прощается с Александром Бурдонским
Сегодня Москва простится с Александром Бурдонским — человеком, которому сцена была важнее славы и самого громкого имени. Говорят, Василий Сталин мечтал видеть своего первенца военным, продолжателем своего дела. И имя ему выбрал под стать — Александр, в честь Суворова. И в суворовское училище определил в одно из лучших — Калининское.
Но не судьба была Саше Сталину полками командовать. Когда после смерти вождя отца арестовали и его с младшей сестренкой Надей вернули матери, он тут же училище бросил. Непростой поступок для 12-летнего мальчишки. Но в душе у него уже тогда жила единственная, на всю жизнь, любовь — к театру.
Ради театра Александр Васильевич отказался от отцовской фамилии. Сам, а не по приказу свыше, как об этом принято думать. Потому что понимал: заниматься искусством ее обладателю не дадут ни те, кто развенчивал культ его деда, ни те, кто в глубине души продолжал его чтить. Взял фамилию матери, от которой унаследовал и артистизм, и строгий вкус, и чувство прекрасного — Галина Александровна приходилась праправнучкой французскому офицеру, попавшему в плен в ходе кампании 1812 года да так и прикипевшему к своей второй родине. Его потомки из Бурдонне стали Бурдонскими.
Любовь к театру не отменяла для Александра поисков себя. Сначала была актерская мастерская, которую Олег Ефремов организовал при молодом «Современнике», но в рамках чистого лицедейства ему было тесно. В 1966 году он поступил на режиссерский факультет ГИТИСа в мастерскую Марии Кнебель, но на профессиональной сцене дебютировал все-таки как актер — Анатолий Эфрос пригласил его к себе на Малую Бронную и сразу же дал роль, о которой можно только мечтать, — Ромео...
И все-таки призванием Александра Бурдонского была режиссура: через несколько месяцев Кнебель позовет своего питомца на первую постановку в Театр Советской армии — и тот, ни секунды не колеблясь, покинет актерское поприще. В его первой постановке, спектакле «Тот, кто получает пощечину», были заняты такие мастера, как Андрей Попов и Владимир Зельдин. Попов, возглавлявший тогда армейский театр, оценил потенциал молодого режиссера и предложил остаться. И Бурдонский остался, сохранив верность одному театральному дому. Как странно порой распоряжается людьми судьба — внук генералиссимуса и старший сын генерал-лейтенанта все-таки связал свою жизнь с армией.
В этой жизни не оказалось места даже для детей. Даля Тумалявичуте, жена, коллега и единомышленница, приняла выбор супруга. Родители Саши расстались, когда ему было четыре года, а сест-ренке — два с половиной. Восемь лет дети прожили вдали от матери. Время, через которое им пришлось пройти, оставило в их душах раны, которым не суждено было затянуться.
Эта жизнь не знала громких взлетов. Но причиной тому стало не отсутствие таланта, а редкая в любые времена строгость к себе и категорическое нежелание идти к славе и почестям по телам коллег и тем более — по мосткам, сложенным из «правильных», идейно выдержанных спектаклей. Он ставил только то, что было ему близко. «Васса Железнова» Горького, «Дама с камелиями» Дюма-сына, «Серебряные колокольчики» Ибсена, «Орфей спус-кается в ад» Уильямса, «Приглашение в замок» Ануя, «Деревья умирают стоя» Кассоны, «С тобой и без тебя» Симонова... Всего два с лишним десятка постановок — и ни одной фальшивой ноты.
Даже когда все уже стало возможным, в том числе и на сцене, Александр Бурдонский не поддался искушению «пересмотреть» прошлое. Ему не раз предлагали поставить спектакль о грозном предке или хотя бы о временах его безграничного владычества и каждый раз недоуменно удивлялись отказу — ну как же не воспользоваться таким именем и таким родством. Но в том-то и дело, что человек, всего добившийся в жизни вопреки этому имени и этому родству, не мог поступить иначе. Делай, что должен, — говорили древние. Он и делал. Несуетно и достойно.