Замечательный актер представляет свою новую программу
В Москве состоялась премьера литературно-музыкальной композиции «Скажи, он дьявол или бог?», задуманной и исполненной прославленным актером Валентином Гафтом и знаменитым хоровым дирижером Владимиром Мининым. Это продолжение темы, которая поднята в известном спектакле «Сон Гафта», несколько лет назад поставленном Романом Виктюком в театре «Современник». Отчего фигура Сталина и через 60 лет после его смерти остается для нас более актуальной, чем все современные политики вместе взятые? Об этом, как и о других роковых русских вопросах, – наш разговор с Валентином Иосифовичем.
Ваша поэма «Сон Гафта» уже послужила основной театрального спектакля. Что заставило передислоцировать ее в концертный зал?
– В свое время за эту пьесу никто не хотел браться. На худсовете в театре было много споров. И только один очень уважаемый мною человек, услышав монолог Сталина «Жить стало лучше, жить стало веселей», сказал тогда: «Вы ничего не понимаете, вот от чего надо отталкиваться». То, что сделал Роман Виктюк, было единственно возможным тогда решением. Я очень люблю Сашу Филиппенко, он замечательный артист, но когда мы репетировали и играли спектакль, мне как автору становилось все более понятно: сам я лучше расскажу – тут не актерское дело, тут нужно держаться ближе к авторскому чтению. И когда Владимир Николаевич Минин предложил мне реализовать именно такой вариант, я не мог не согласиться. Теперь особую роль в этой истории играет музыка: Минин удивительно угадал с аранжировкой, сделав ее в контрасте с текстом, и его небесный, другого слова не подберу, хор удивительно ее исполняет.
– Те, кто уверен, что Сталин – бог, считают, что нашей стране демократия противопоказана.
– Это очень рискованный вопрос. Не возьму на себя ответственность отвечать на него однозначно. Мы еще не осознали, что такое демократия, и не научились ею пользоваться.
– Не потому ли и национальную идею ищем так мучительно, а она не выкристаллизовывается?
– Ее нельзя найти волевым решением. Она должна родиться, и возможно это только тогда, когда всех граждан страны что-то объединяет. А что нас сегодня объединяет, понять сложно. Смещены понятия о добре и зле.
– Если споры о личности Сталина не утихают до сих пор, то, может, он действительно где-то на генетическом уровне обитает сразу в нескольких поколениях?
– Во всяком случае, во мне это есть. Как и во многих других людях. С другой стороны, некоторые из нынешних молодых даже не знают, кто он.
– Тем не менее когда накануне 60-й годовщины со дня смерти «отца народов» солидный, совсем не прокоммунистический интернет-портал спросил своих читателей, хотели ли бы они жить при Сталине, почти половина ответила «да».
– Люди хотят жить лучше. А с именем Сталина хорошую жизнь они связывают потому, что помнят дисциплину, порядок, уважение к честному труду, а о репрессиях и терроре, если они не коснулись лично их или их близких, забывают. Таково свойство человеческой памяти. Но главное, тогда люди гордились своей страной и эту гордость передали детям, которые связали это чувство с именем Сталина. Было бы сейчас больше в нас любви к своей родине, может, и о сталинских временах меньше вспоминали бы.
– Когда вышла премьера «Сна…» в «Современнике», многие сочли, что вы с Виктюком возродили в России политический театр.
– Это преувеличение. На сцену выведены политические персонажи, не более того. Нам с Романом Григорьевичем хотелось, чтобы это был человеческий театр. Для зрителей, приходивших на наш спектакль все эти пять лет, он таким и был. Хотя тому, кто ищет ответы на вопрос, почему мы живем так, как живем, политический театр, наверное, интересен. Но для большинства людей политика вроде как отрезана от жизни: политики занимаются ею где-то там, а мы живем сами по себе, забывая, что все перемены в стране – и страшные, и прекрасные – зависят от власти. А тема взаимоотношения простого человека с властью, волновавшая самого Шекспира, никогда не утратит своей актуальности для театра
– Сталин, Воланд в «Мастере и Маргарите» Юрия Кары, Человек во френче в версии Бортко, даже фарсовый Сатанеев из «Чародеев» – во всех этих ролях вы исследуете инфернальность в широком диапазоне, от трагичного до смешного.
– Мне это интересно, поскольку касается души человека. Он не свободен от вопросов о добре, справедливости, совести. Живет в заданных обстоятельствах, пытается приспосабливаться к ним. Считает, что справедлив. Хитрит, обманывает, верит. Я написал Окуджаве когда-то: «Человек привязан к жизни,/ Отстает. Бежит вперед./ Отдает всю жизнь Отчизне./ Кто-то честно, кто-то врет./ Но до ада или рая/ Постепенно все дойдут./ Жизнь короткая такая./ Долгим будет Страшный суд».
– Для многих тоска по светлому прошлому – это тоска по стабильности, когда можно было всю жизнь прожить в одном доме и проработать на одном заводе. А вы перемен боитесь?
– Слава богу, в моей жизни при всех переменах оставалась надежда, что будет лучше. У нас страна такая: мы до сих пор еще твердо не знаем, что лучше, что хуже. Вот мы сидим с вами, разговариваем, не боясь высказывать свое мнение, и уже почти не помним, что так было не всегда.
– Иногда от нынешней безбрежности мнений становится не по себе, говорящие порой путают свободу со вседозволенностью.
– В том-то и дело. Во всем надо знать меру. Слышишь, как с утра некоторые товарищи читают стихи одного далеко не бесталанного человека, и думаешь: это уже не критика, это за пределами приличия. Делается стыдно и страшно. Потому и повторяю снова и снова – «чистота, приди скорей, хочу отмыться!» По чистоте душа тоскует. По чистоте…
– А чистоты в нашей жизни становится все меньше. Как думаете, почему?
– Да разве можно на такой вопрос просто ответить! Уже сверху на голову летят астероиды, чтобы мы хоть немного отрезвели и подумали о том, как живем: «Не знают прошлого потомки,/ не знают будущего предки,/ душа чужая как потемки,/ своя душа как птица в клетке…/ Мы – одинокие обломки,/ чьи мы потомки, чьи мы предки?/ Мы как оборванная пленка,/ мы как обрубленные ветки…»
Но не ждать же нам пришельцев, которые решат наши проблемы. Только мы сами можем себе помочь.