Их дарили нам в интернате на Новый год
На Новый год в интернате нам дарили по три мандарина. Мы с Хусаинкой зарыли свои гостинцы в снег. Для большей вкусноты. Так нам казалось. Мандарины в сугробе потерялись. Когда мы их нашли, а потом оттаяли, оранжевые мячики раскисли и стали фиолетового цвета. Пришлось Женьке, третьему дружку, сопя делить свою порцию на троих. «Сорок семь — дели всем!» — главный принцип интернатовской жизни. Мандарины мы ели прямо с кожурой. Чего пропадать добру...
До Нового года меньше недели. В глазах прохожих, мечущихся по торговым центрам, застыл вопрос, давным-давно озвученный в песне Николаем Караченцовым: «Что тебе подарить, человек мой дорогой?» Для маленьких детей, мне кажется, искать подарки проще. Плюшевый заяц, фигурка стеклянной Герды. В конце концов, старый надежный Дед Мороз. Дети всему рады, если им по-доброму улыбнуться.
Подросткам, разумеется, подавай гаджеты. Ну а взрослым самый беспроигрышный вариант в нашем вялотекущем веке — это конверт с деньгами. Мой старинный приятель дарит книги. Старомодно? Но я, честное слово, рад такому подношению: значит, тебя как минимум не держат за дурака.
Еще несколько лет назад я отправлял десятки новогодних открыток. Сейчас — ни одной. Зачем? Все равно не отвечают, да и ретроградом легко прослыть. Есть же электронная почта. Можно веером разослать мигающую снежинками открытку, заменив лишь адрес и обращение — «Валерий» на «Юрий».
Зато еще один мой друг в отместку победившим цифровым технологиям пишет письма чернилами, конверт запечатывает сургучом. Я знаю почему. Он не мнит себя Пушкиным или Бродским — он просто хочет остаться человеком, а не блогером. Хотя есть и те, кто видит в странной привычке водить пером вызов, снобизм. Мы и не заметили, как потихоньку разучились читать книги, писать письма, придумывать подарки. Жить стало гораздо удобнее, а веселее почему-то не стало. «Словно душу выкачивают насосом», — пожаловался в прошлом веке Вознесенский. Эх, Андрей Андреевич, это вы еще не жили в 2019-м!
На антресолях в кладовке обнаружил деревянный пистолет, подаренный мне в 14 лет Женькой. Мы тогда в интернате повально играли в войнушку, а Женька был самым мастеровитым из нас. Пистолет и сейчас как настоящий. Женьки, как и Хусаинки, давно нет на белом свете, а пистолетик все еще путешествует со мной из города в город, с квартиры на квартиру.
Утренняя картинка: идешь на работу, а у мусорных баков притулилась гора книг. Их вынесли ночью. Остановишься, начинаешь копаться, будто бомж. И только языком цокаешь: и Пушкина выбрасывают, и Дюма, и даже былое украшение мебельной стенки производства ГДР — Мориса Дрюона с его проклятыми королями.
А недавно нашел на помойке семейный альбом с фотографиями 1930-х годов. Догадался по френчам и гимнастеркам: такие носили именно тогда. Выбрасывают, потому что в квартирах ужасно тесно от вещей, а книги и старые альбомы собирают пыль. Одно слово: рухлядь! То ли дело смартфон, он ведь не пухнет от бесчисленных селфи и фоток с котиками. И пыли от него нет.
В одном из музеев Питера лежит архив замечательного прозаика Юрия Нагибина — вдова Алла Григорьевна отдала для сохранности. Недавно я позвонил в этот музей. Коробки с письмами, фотографиями и рукописями еще даже не распечатали. Юрий Маркович умер 17 июня 1994 года. Четверть века минуло. Спасибо, что не выбросили. Но неужто и архив человека, написавшего «Рассказ синего лягушонка» и «Тьму в конце тоннеля», — рухлядь, чемодан без ручки?
В свою сельскую библиотеку, которую назвал частной библиотекой имени Юрия Нагибина, я свез все книги, которые накопил за филологические годы, подобрал на развалах среди выброшенных на обочину жизни вещей. Да еще и друзья одарили. А кроме книг — множество всяких вырезок, старых журналов, модели яхт, глиняные игрушки, свистульки: Рухлядь. С тревогой смотрю на все это: что с вами станется, друзья мои, когда меня, чудака, не станет? А есть еще детское панно, собранное из лоскутков цветной материи: олень мчится по тундре, широко бежит и свободно. Много лет назад тряпичную картинку мне подарила старшая внучка. Она теперь дизайнер. Моделирует городское пространство. Есть надежда — эта не выбросит.
В своей деревенской библиотеке я ставлю 31 декабря игрушечного Деда Мороза на письменный стол, рядом кладу три мандарина и деревянный пистолетик. Из которого никого не убьешь и нельзя застрелиться. А Дед Мороз, даже если он сделан из ваты и покрашен дешевыми акварельными красками, вообще бессмертен.