.jpg)
Дирижер Владимир Юровский готов бороться за то, чтобы он у нас был
Фестиваль «Другое пространство» прошел в Московской филармонии уже в четвертый раз, но, пожалуй, никогда за постсоветское время современная музыка в столице не привлекала такого большого внимания. А аншлагу на первом и в особенности на последнем концерте, когда впервые в России прозвучала опера Карла Орфа «Прометей», могли бы позавидовать и давние советские премьеры авангардистов Шнитке и Денисова, на которые тогдашняя публика рвалась «за духовным дефицитом».
Сегодня на пути к современной музыке нет былых преград. Но появилась новая — равнодушие общества, в котором на протяжении четверти века воспитывали и, кажется, воспитали-таки рыночное и потребительское сознание. Сегодняшней публике предлагают то, что быстрее продается и легче переваривается. А музыкальный авангард — не из этого разряда. И нужны исключительные обстоятельства, чтобы современная музыка выбралась из полуподпольных цеховых залов, вроде Дома композиторов (где как раз в эти дни проходит далеко не безынтересный фестиваль «Московская осень», но слушают его от силы две-три сотни человек), и получила столь эффектную трибуну, как главный филармонический зал, носящий имя Чайковского.
Таким исключительным обстоятельством стало участие Владимира Юровского — не только одного из самых ярких сегодняшних дирижеров мира, но и одного из самых увлеченных музыкальных пропагандистов. Концертные акции Юровского, вроде его сценического рассказа о репрессированной советской театральной музыке 1930-х или его серии вечеров, посвященных образу Прометея, стали ярчайшими событиями российской музыкальной жизни последних лет.
Теперь к их числу принадлежат и концерты четвертого фестиваля «Другое пространство», программа которого составлена при решающем участии Владимира Михайловича и его коллективов — Государственного академического симфонического оркестра России имени Светланова и камерного оркестра «Лондонская симфониетта».
Разумеется, в любом деле не все его моменты имеют одинаковую весомость. Например, если бы слушатель попал только на концерт «Лондонской симфониетты», то у него создалось бы представление о фестивале как о достаточно интересном, но все же скорее цеховом событии. По крайней мере, об этом свидетельствовал вид зрительного зала, зиявшего изрядными пустотами. Хотя далеко не вся программа оркестра так уж безумно элитарна. Да, можно посетовать на то, что 20-минутная пьеса «Сон... Хронос» 42-летнего Антона Сафронова с ее нарочито механистической «мышьей беготней» коротких сухих мотивов, пожалуй, более презентабельна в авторских словесных комментариях, чем в реальном звуковом воплощении. Но вот, например, лаконичная и остро-прозрачная композиция «Часы Шагала» молодой Ольги Бочихиной (на ту же тему бега времени!) вполне адекватна заманчивым обещаниям автора — сама композитор определяет свое творчество как «инструментованный мир ветров и предметов, мифов и обрядов, пространств и разговоров».
В любом случае интерес английских исполнителей (понятно, что с подачи Юровского, но все же) к творчеству россиян, тем более молодых, заслуживает самых высоких похвал. Ну а нам разве не интересно узнать, что такое английская современная инструментальная музыка — тем более что по крайней мере в двух из четырех британских сочинений можно было расслышать и русские ассоциации. Так, 62-летний Оливер Нассен, автор пьесы «Преследование» с ее своеобразной текучей полифонией, известен как поклонник русской музыки, а совсем недавно, весной, москвичи могли слышать другое его интереснейшее сочинение — оркестровые обработки фортепианных пьес Александра Скрябина в исполнении легендарного дирижера Геннадия Рождественского. А 47-летний Джулиан Андерсон обозначил собственный интерес к фольклору, в том числе русскому, прямо в названии своего динамичного, полистилистичного сочинения Khorovod, основанного на плясовых попевках восточноевропейских народов.
.jpg)
Ну а теперь расскажем о кульминациях фестиваля. Первой из них стал концерт открытия. Тоже англо-русский по программе, что естественно для Юровского, живущего на две страны (да и все еще продолжается год британской культуры в России). А в нем, в свою очередь, одним из эмоциональных пиков стало произведение Джона Тавенера «Смерть Ивана Ильича» для баса и виолончели с оркестром. Тавенер — один из самобытнейших английских композиторов, четыре десятилетия назад открывший для себя православие и через него — русскую культуру. Но только сейчас, к сожалению, уже после кончины композитора (он умер год назад) его музыка начинает завоевывать наши сцены. Всю жизнь сражавшийся с тяжелым врожденным заболеванием, Тавенер не мог пройти мимо темы страдания и смерти — и понятно, что повесть Льва Толстого органически входила в круг его интересов. От литературного оригинала остались лишь несколько фраз, к тому же переведенных на английский. Но атмосфера трепета перед смертью как перед главным рубежом, где человек отчитывается перед самим собой за прожитую жизнь, и замены этого трепета в последний момент светом смирения (тихий «хор» струнных) здесь передана с огромной выразительностью.
Затем Юровский сделал экскурс в историю советского авангарда — тем более что удачно выпали юбилейные даты двух его столпов: 80-летие Альфреда Шнитке и 85-летие Эдисона Денисова (обоих, к сожалению, давно нет в живых). Прозвучали мастерское «Пианиссимо» Шнитке и удивительно мощная одночастная Вторая (и последняя) симфония Денисова.
А завершило первую программу 47-минутное сочинение Антона Батагова «Я больше не боюсь», представившее русско-британские духовные связи как бы с другой стороны: в нем русский композитор передает свое понимание текстов великого английского поэта и проповедника XVII века Джона Донна. 48-летний Антон Батагов — известный минималист, широкой публике его стиль знаком прежде всего по музыкальным заставкам телеканала «Культура», в эстетской прозрачности которых угадываются мотивы Бетховена и других великих творцов. А теперь представьте, что подобный стиль «растянут» на громадную композицию и огромный исполнительский состав: оркестр, рояль, наконец солист-баритон, декламирующий тексты Донна, в том числе знаменитую проповедь «По ком звонит колокол». Конечно, философская насыщенность строк о том, что уход каждого человека умаляет Человечество, но мы в руках у Бога не исчезаем, а превращаемся в неисчислимые тома громадной книги, в огромной степени компенсирует нарочитую простоту музыкальной ткани. Оркестр здесь можно уподобить древней кельтской арфе, которая своим непритязательным бряцанием сопровождала самые серьезные текстовые высказывания. Может быть, здесь мы даже наблюдаем сознательное самоустранение композитора перед поэтом: бесполезно-де и пытаться отразить вселенские смыслы стихов, можно только сопроводить их максимально простой и не обременяющей слух гармонией. С другой стороны, можно понять и разочарование тех, кто пришел на фестиваль авангарда, а вынужден был почти час дрейфовать в тихой воде беспроблемного мажора с температурой 36,6, от которой не холодно и не жарко.
Полной противоположностью этому сочинению можно назвать громадную оперу-мистерию Карла Орфа «Прометей», которая одна составила программу всего последнего вечера фестиваля. Вот тут, кажется, вовсе не осталось ни недовольных, ни равнодушных. Великого немецкого композитора принято считать предтечей минимализма, но сколько мегатонн энергии в этих стуках-пульсациях восьми роялей, в предельно высоких и странных гармониях-причитаниях хора, в полных вселенского ужаса и боли воплях сопрано (бегущая от гигантского овода Ио). Какое напряжение-контраст в обменах репликами между несгибаемым, хоть страдающим Прометеем и кичливой Властью (так зовут персонажа, доносящего волю правителя богов Зевса), добродушным Океаном, вкрадчивым Гермесом. Два часа статичного, по внешним признакам, действа — но это статичность медленно и неотвратимо надвигающейся раскаленной лавы, к тому же постоянно взрываемой подземными вспышками.
.jpg)
А какие тексты! Старик Эсхил (его трагедию заново перевел для нынешнего исполнения Юрий Димитрин) словно писал не 2500 лет назад, а сегодня, живописуя отношения власти и того, кто решился с ней конфликтовать. Добавим античную архитектуру зала имени Чайковского, который изначально строили для другого великого мистериального художника — Мейерхольда: это греческий амфитеатр, только с крышей, а уступы галерей так легко представить себе стилизованным абрисом суровых кавказских скал, где прикован Прометей. Никаких декораций не надо!
Режиссура Игоря Яцко, магический вокал Бориса Пинхасовича (баритон), Екатерины Кичигиной (сопрано) и прочих участников ансамбля, шаманские звуки оркестра с шестью флейтами, шестью гобоями, шестью кларнетами, шестью трубами, шестью валторнами, четырьмя банджо, девятью контрабасами и аж полутора десятками ударников (ансамбль Марка Пекарского в помощь Госоркестру)... И в центре всего действа — силуэт Юровского, чьи глаза и руки слово сами извергают молнии, а фигура напоминает ожившее старинное распятие.
Уникальность Юровского и в том, что этого «внутреннего электричества» хватает еще минут на 40 послеконцертного общения с публикой. Эти встречи — традиция фестиваля «Другое пространство». О том, что на них говорится о музыке, об искусстве, о жизни, можно было бы написать отдельную статью. Здесь лишь процитирую один фрагмент встречи с участниками концерта «Лондонской симфониетты». Английские оркестранты были поражены количеством публики на вечере авангарда (напомню, это тот концерт, куда пришло ползала): у них такая программа собрала бы человек 50. С другой стороны, сказал Юровский, на Западе строятся гигантские центры специально для современной музыки — как, например, в Париже. Но то — плод дружбы великого композитора, дирижера и педагога Пьера Булеза с тогдашним президентом Франции и министром культуры. Кто из современных русских композиторов может похвастаться таким влиянием на власть? И еще: ведущие западные оркестры получают гранты на исполнение актуальной музыки — где частные (в Америке), а где и государственные (в Европе). Имели такое финансирование и советские коллективы. Но их российские преемники, Госоркестр в частности, не имеют ни копейки. Тот, кто захочет играть авангард, будет разорять себя или свою концертную организацию. Честь и хвала Московской филармонии — она на это пошла. Но, может быть, пора найти более мощную опору для поддержки тех, чьим творчеством будет гордиться Отечество, как сегодня оно гордится музыкой Прокофьева и Шостаковича? «Вот за это я буду бороться», — пообещал Юровский.