- Даниил Александрович, одной из ваших последних книг стал роман "Вечера с Петром Великим". Для многих ваших читателей стало неожиданностью: почему вдруг вы ударились в историю?
- Почему писатель начинает писать ту или другую книжку - сам автор редко знает. Но с Петром другая ситуация. Я любил этого человека с детства. Он мне представляется самой интересной фигурой в русской истории. Тем более что я питерский человек и в Петербурге все связано с Петром. Работая над книгой, я изучал его как личность. Не как государственного деятеля, полководца, реформатора. Меня интересовало, что он за человек. А понять этого человека очень трудно. Я так и не понял. Точнее, я понял, что не могу его понять, и это для меня уже большое достижение. Мне кажется, писатель должен изучать своих героев, погружаться в них до той степени, когда он перестанет их понимать...
- Этот тезис кажется парадоксальным.
- Между тем действительно так происходит, и наиболее интересные, удачные, серьезные герои нашей литературы - результат того, что писатель не очень понимал их и тем самым достигал в их изображении жизненности, противоречивости. Возьмите героев Достоевского - ведь автор до конца так и не понял, почему Раскольников совершил преступление. Та же история с рядом героев Толстого. Я не Достоевский, не Толстой, я обыкновенный средний писатель. Но я с удовольствием убеждался, работая над романом о Петре, что не могу понять этого человека. Вроде гений, а совершает поступки противоречивые, непонятные. Откуда появился такой человек в сонном, боярском Кремле, в России, которая была лишена таких энергичных созидателей, каким Петр был всю свою жизнь? На эти вопросы я до конца ответить не мог, но мне было интересно с ними возиться. И кое-что в личности Петра мне удалось понять. Во-первых, он знал, чего он хочет. Во-вторых, знал, как это сделать. В-третьих, у него было достаточно воли для того, чтобы это сделать. Вот три обстоятельства, которые потом в такой полноте не встречались ни у кого из последующих Романовых.
- Удалось ли вам при изучении личности Петра Великого сделать для себя какие-то неожиданные открытия?
- Особый интерес для меня представляли истории его любви. Три любви Петра - Анна Монс, Екатерина, Мария Кантемир. Многое из того, что я понял и открыл в той же самой Анне Монс, никак не сходилось с обычными представлениями историков об этой женщине. Та же ситуация и с его любовью последних лет к Марии Кантемир. Жизнь Петра была счастливой и очень трагичной. Причем переплелись трагедия и счастье в его жизни очень необычным образом...
- Как долго вы работали над этим романом?
- На этот простой вопрос трудно ответить, потому что я брался, отступал и опять брался. О Петре много написано. Но вот Лев Николаевич Толстой взялся за роман о нем и отступил. Пушкин восемь лет работал в архивах, собирая материалы о Петре, мечтая написать роман, но и этой мечте не суждено было сбыться. Я, конечно, робел, понимая, что силенок не хватает, но все-таки решил, что надо добраться до конца. Эта работа тянулась с разными перерывами много лет, я писал в это время и другие вещи. Но четыре года я посвятил только "Вечерам с Петром Великим".
- Как ваши читатели восприняли хождение Гранина в жанр исторического романа?
- Читатель нынче пошел пассивный, вялый. Раньше, помню, я получал сотни писем - после таких романов, как "Иду на грозу", "Искатели", "Зубр"... Масса писем, выступлений, критических статей и так далее. Сейчас этого всего почти нет. С другой стороны, мне грех жаловаться. За небольшой промежуток времени роман про Петра выдержал уже более десяти изданий в России и за границей. Это косвенное свидетельство того, что книгу читают. Ну, конечно, не так, как читают Донцову или Маринину. Это для меня недостижимо.
- Что нужно изменить, чтобы вернуть читателю былой интерес к хорошей литературе?
- Что нужно сделать с читателем - передо мной так вопрос никогда не стоял. Что надо сделать с писателем - другое дело. Писатель должен лучше писать! А читатель - существо капризное и таинственное. Иногда вдруг он хватается за какую-то абсолютную белиберду вроде "Кода Да Винчи". Почему такая антиисторичная книга, в которой нет никакой внятной идеи, становится бестселлером? Я не могу этого объяснить. С читателем нужно обращаться осторожно, его нельзя насиловать, ему нельзя говорить "надо", указывать: "Надо тебе читать не Маринину, а Петрушевскую и Шолохова!" Чтение - это все-таки свобода выбора, это вкус, который формируется постепенно.
- Почему раньше наши люди читали так много и с такой жадностью?
- Я думаю, потому что находили какие-то ответы, которые не давала действительность. Наша литература во многом была все-таки оппозиционной, пыталась говорить правду о нашей жизни.
- Кто мешает писателям сейчас делать это?
- Наверное, и сейчас можно кое-что рассказать, но дело в том, что раньше наша страна имела интеллигенцию, а сейчас интеллигенция как функция кончилась. Остались интеллигенты, остались интеллектуалы, но интеллигенция как сословие кончилась в силу ряда причин. Что такое интеллигенция? Ученые, учителя, врачи, инженеры... Но они в последние годы находятся в унизительном положении. А ведь раньше интеллигенция определяла интеллектуальный фон нашей страны, задавала тон. Я помню, в моем родном Ленинградском политехническом институте выписывали журналы "Иностранная литература", "Новый мир", "Октябрь". Выписывали по одному журналу на кафедру, и все читали с жадностью, передавали друг другу.
- Есть ли у нынешних кинематографистов интерес к вашим книгам?
- Ко мне обращались две студии с предложением сделать сценарий по книге о Петре. Я отказался. Раньше я писал сценарии по своим романам "Иду на грозу", "После свадьбы" и другим. А сейчас не хочется тратить время, возвращаться к уже прожитому мной материалу.
- Как вы относитесь к модному нынче варианту промоушена, когда одновременно с книгой выходит телесериал на одном из центральных каналов, как это произошло недавно с проектом "Есенин"?
- Я не стал смотреть фильм о Есенине, для меня этот прекрасный поэт существует в стихах. Мне этого достаточно. На моей памяти было несколько попыток создать фильм о Пушкине. Я думаю, это невозможно. И не нужно. Всегда не тот Пушкин получается.
- Что вы сами сейчас читаете?
- Книги о войне. Меня сейчас очень интересует военная тема.
- В книге "Жизнь не переделать" вы поделились своими воспоминаниями о Шолохове, Шкловском, Гитовиче и других знаменитых людях, с кем вас сводила жизнь. Дождемся ли мы ваших полных мемуаров?
- Не знаю. Мемуары, конечно, заманчивая вещь, но чрезвычайно опасная. В мемуарах автор не может быть до конца правдив. Я вот недавно перечел "Исповедь" Руссо. Он совершил первый такой подвиг в истории литературы - попытался рассказать о себе все, плохое и хорошее. Рассказать о себе хорошее - это у нас умеют. Рассказать же о себе откровенно плохое - это очень трудно. Особенно нам, людям, у которых нет культуры исповеди. Мы ведь проживаем жизнь, не исповедуясь, не знаем, что это такое, не занимаясь оценкой своих поступков, своих грехов. Писать мемуары достаточно честные - безумно трудно. А заниматься саморекламой неохота.
- Легко ли вам сейчас работается? Как в таком возрасте вам удается быть примером поразительной работоспособности?
- Я не хочу быть примером. Стараюсь не думать про возраст и вообще про то, как я себя чувствую. Хотя, конечно, бывают моменты трудные. Но у меня не было и нет рецептов здоровья и работоспособности. Просто стараюсь жить так, чтобы сегодняшний день был самым счастливым в моей жизни. У нас всегда счастье располагается либо в прошедшем времени, либо в будущем. Но почему-то мы не ценим настоящего. Не ценим. Недавно молодые ребята-менеджеры собрались по поводу моей книжки "Эта странная жизнь". Когда зашел разговор про счастье, одна девушка из Архангельска сказала: "Счастье - это я сейчас!" Мне очень понравилось это определение.