Долго и трудно рождавшийся фильм нынче стремительно обретает международную известность: он уже успел побывать на Венецианском фестивале, приглашен на киносмотры в Лондон и Нью-Йорк, Иерусалим и Берлин...Между тем смотреть этот фильм неуютно, больно, горько, трудно. Он затягивает, как в глубокий омут, своими невыносимо тягучими, вязкими ритмами, пугает холодной, поистине космической пустотой, буквально излучаемой экраном. Огромный мегаполис, в котором происходит действие ленты, скукожен в "Москве", по сути, до холодных задворок, неуютных спален, до сумеречного пятачка ночного клуба, где в неверных бликах цветомузыки вяло передвигаются, тупо выясняют отношения, уныло пьют водку, бесстрастно "занимаются любовью" не живые, полнокровные люди, а словно бы их бесплотные, бесполые тени. Это город-призрак, город-фантом, рожденный причудливой фантазией известного писателя-постмодерниста Владимира Сорокина, режиссера Александра Зельдовича, оператора Александра Ильховского, композитора Леонида Десятникова - полноправных соавторов этого, уверен, этапного для отечественного кино фильма.
У нас полно лент, где с разной степенью мастеровитости рассказываются более или менее занимательные житейские истории с нехитрой моралью в финале. И по пальцам одной руки можно пересчитать картины, в которых есть попытка осознать, осмыслить Время - нынешнее или хотя бы прошлое. "Утомленные солнцем", "Хрусталев, машину!", "Время танцора", "Зависть богов" - вот, пожалуй, и весь список удач. В этот короткий достойный ряд встает для меня и картина "Москва" - беспощадный, безутешный, местами просто-таки апокалипсический приговор постперестроечной (читай - ельцинской) поре. Подобно тому, как строки Давида Самойлова "Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые" стали знаком военного поколения, подобно тому, как знаменитые кадры хуциевской "Заставы Ильича" стали эмблемой "шестидесятников", - так и холодные, выморочные, лишенные воздуха, жизни, тепла мизансцены "Москвы" претендуют на то, чтобы стать, как мне кажется, художественным символом девяностых. Символом безверия, безволия, нравственной анемии, поразившей, по мнению авторов, значительную часть нашего общества, во всяком случае, ту его часть, которую принято именовать интеллигенцией.
Героини фильма Ольга (Наталья Коляканова), Маша (Ингеборга Дапкунайте), Ирина (Татьяна Друбич) - это, по сути, три чеховские сестры, рвавшиеся сто лет назад "в Москву, в Москву, в Москву!" и оказавшиеся нынче на загаженной вырубке некогда цветущего вишневого сада. Как жить, чем жить, зачем жить - они сегодня не знают и даже вопросов таких уже не задают, ведя какое-то поистине растительное существование. Пьют, где попало, спят, с кем попало, живут, как попало. И вот эту растерянность, смятенность, бессмысленность бытования своих героев авторы фильма выразили с безоглядным и, как мне показалось, исповедальным бесстрашием. Причем сделали это не только на уровне сюжета (в финале все заканчивается смертью, обманом, фиглярской женитьбой одного из героев на двух сестрах сразу), но и в пластике, образной ткани самого фильма, в его акцентированно вялых, заторможенных, замороженных ритмах...
Знаю: у фильма будут противники. Не все согласятся со столь суровой (возможно, в чем-то пристрастной) оценкой прожитой нами эпохи ("Ведь было и хорошее!"). Не все примут тягучую стилистику фильма, которая, повторюсь, адекватно передает тягучесть самого времени. Не все, наконец, согласятся с необязательным, неудачным (на мой взгляд, тоже) названием фильма "Москва" - все-таки реальная жизнь сегодняшней столицы не очень соотносится с тем призрачным бытованием условного города-монстра, который встает на экране. Ясное дело: авторы фильма сгустили, сконцентрировали реальность, доведя ее уродливые черты до гротеска, до абсурда. И таким вот парадоксальным образом выразили безрадостную правду пережитого нами времени, которую горько и больно осознавать. Но исцеление не бывает без боли.