- А на кой работать? Выпить есть что - и лады.
Ванька, упорно кличущий себя Лопухом, без бутылки ни за какую работу не возьмется, даже если пахать или колоть дрова зовут родственники. Работник он веселый, но хилый - никогда не просыхает. Приехавшая из Донецка племянница бабки Ульяны, ловко орудуя топором, отправляет мужика восвояси: толку с него нынче уже не будет. Лопух не огорчается, потому что дома у него припасена еще одна бутыль, а рубли ему не нужны. Его еще можно считать трудягой: многие мужики в деревнях превратились в нахлебников, которые даже в трезвом состоянии не знают стыда.
В той же Чернее селян удивил недавно брак тридцатилетнего Владимира Хрычева. Он вдруг приглядел себе приехавшую с Украины женщину с семерыми детьми. Поначалу чернейцы недоумевали - чего ради, но скоро прояснилось. На три тысячи рублей детских пособий позарился. Пробовал председатель сельхозкооператива приобщить молодоженов к уходу за коровами, но через неделю буренки голодным ревом оповестили, что труженики забыли про свои обязанности, запили. Собственную коровенку тоже, видимо, пустят под нож. Уже жаловался глава семьи, что доиться плохо стала, хотя деревенские бабы не верят: у путного хозяина и козел доится, а у такого... Пока, правда, Хрычев совсем не ушел от деревенских забот. Вот целый день блуждал за околицей вместе с общественным стадом, которое тут пасут по очереди. Но отдежурил, и опять можно лежать на печи, ждать пособия.
Кто не был в погибающей деревне, тот и не поймет, что стало с русским мужиком. Он ли веками воевал и мечтал о своей земле? Вот и земли вдоволь, а деревни уже нет, и не тянутся руки ни к плугу, ни к косе. Виктор Зюкин, председатель сельхозкооператива "Десна", который объединил почти десяток угасающих рогнединских сел, говорит, что праздношатающихся или валяющихся под кустами работничков наберется по всей округе не один десяток. Даже молодые доярки ударились в пьянство. Ревут коровы - доить некому, гниет сено - косарей не сыщешь, осыпается колос - комбайнеры извелись. При всем том хозяйство Зюкина считается едва ли не лучшим в районе: сеют гречиху, свою пасеку берегут.
- Пытались у нас двое, когда волю дали, землю взять, да не учли, что на ней работать надо. Не пошло у них. Ну так Ленька Кольцов хоть пытался, а остальные с утра вон у магазинов топчутся. Где деньги берут? То теленка сопрут, то электромотор раскурочат. Там "цветнины" - на бутылку. А вреда?! Мотор, который десять тысяч стоит, вези потом в Брянск на грузовике. Недавно бульдозер из строя вывели...
Прослышав про свободное жилье, приехала в деревню супружеская пара из Калужской области, только напрасно понадеялся на них председатель. Занялись воровством, а потом куда-то исчезли. А то приходит как-то к Зюкину Дмитрий Шеболдов - дай ему справку, что в кооперативе работы нету. Председатель догадался: чтобы на бирже зарегистрироваться и пособие получать. Нет, сказал, работы у нас вдоволь, приходи, если пожелаешь. Не пожелал.
Дмитрий живет в Заре вместе с 78-летней бабушкой. Ему 31 год, и выглядит он холеным молодым человеком без признаков беспробудного пьянства, хотя, признается, выпивает. Родители у него в большом городе Челябинске, да и он сам родился на Урале, но вырос в деревне, здесь же окончил и школу. Престарелой бабке, конечно, уход нужен, но принести пару ведер воды и выкопать картошку - разве это труд для здорового мужчины? Дима ответа не знает, он как-то смешался с деревенской травой, живет, растет понемногу, а куда - и ведать не хочет. Только бы бабка еще протянула десяток лет. У нее пенсия почти полторы тысячи, на такие деньги в Заре можно прожить, тут и не потратишься особо, потому что даже магазина нет.
- Ну а что, Дим, - допытываюсь ,- нет желания поработать на земле?
- Нету. Сеять-убирать нечем. Выгоды нет. Никакой земли мне не надо.
Дмитрий Шеболдов - загадка и разгадка нынешней русской деревни. Прадедов его томили крепостным правом, дедов изводили раскулачиванием и колхозным крепостничеством, на нем же вся сила их мужского рода иссякла. Дмитрий даже в женихи не рвется. Взор светлый, лицо улыбчивое, но безжеланное. Не юродивый ведь, а жизнь постная, выморочная. Волосы длинные, будто к постригу готовится, жилеточка затертая, брюки грязные, на ногах резиновые сапоги, хоть еще сухо. Что будет делать, когда деревня вымрет, - сам не знает.
Как и его сосед Иван Рачин, которому 35 годков. Оглохшая от болезни мать не разгибается на огороде, а Ванька где-то днями бродит, возвращаясь навеселе. Бывшая жена с детьми тянет лямку в соседней деревне, но "отцу" не до них. Глава Рогнединского района Александр Старостин зол на таких бездельников:
- Совести нет. Кто о семье заботится, тот едет на заработки в Москву или тут бани рубит на продажу. А с этих что взять? Конечно, не только у нас так. Государство бросило деревню. Было в районе когда-то 150 фермеров, теперь только 16. Налогами задавили, а помощи никакой. Из областного бюджета фермерам дали 20 тысяч рублей - и все.
Район, где издавна выращивали лен, и сейчас пытается на нем выкарабкаться, но пока вокруг льноперерабатывающего завода больше возни. Смуглые заезжие мужчины заманивают к себе окрестных крестьян с их паями. Крестьяне побаиваются, но чувствуют, что иначе погибать придется: недород - куда ни кинь. Нынче в районе всего полторы тысячи школьников, через пять лет останется тысяча. Это на десятки деревень. У пьющих и снулых мужиков рецепта спасения нет, зато есть он у суровой бабки Ульяны из деревни Заря.
- На ферме они не хотят работать, 300 рублей им мало, - отчитывает мужской род бабка. - А мы за трудодень вкалывали. Бывало, на быках два раза в лес съездишь - полтора трудодня поставят. Война забрала всех наших мужиков, здоровых да любимых, остались калеки. А все равно работали с охотой.
Нет снисхождения у Ульяны Федоровны ни к Дмитрию, ни к Ивану, ни к прочим деревенским нахлебникам. Она в отличие от них и в свои 85 не сдается: "У кого-то земли не хватает. У нас ее уйма, пускай к нам едут". Может, до кого-то долетят эти ее слова?