С ПЬЯНЫМ САНТЕХНИКОМ НЕ СПАЛ!
На Афоню у нас было три кандидатуры - польский актер
С ПЬЯНЫМ САНТЕХНИКОМ НЕ СПАЛ!
На Афоню у нас было три кандидатуры - польский актер Даниэль Ольбрыхский, Владимир Высоцкий и Леонид Куравлев. Три замечательных разных актера. Три разных фильма. Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели.
Думаю, что мы даже слегка перестарались. Афоня в исполнении Куравлева получился настолько обаятельным, что на "Мосфильм" пришло немало возмущенных писем от жен, пьющих особей. Особенно запомнилось одно, в нем дама из Омска спрашивала: "Товарищ режиссер, а вы сами когда-нибудь спали с пьяным сантехником?"
В ответном письме я сознался, что не спал. Ни с пьяным, ни с трезвым.
БУБА
У меня два самых любимых актера - Женя Леонов и Буба Кикабидзе. Если Женю я мог снимать во всех фильмах, то Бубу - нет. Кого бы он мог сыграть в "Афоне"? А вот в "Мимино" роль Валико Мизандари была написана специально на него.
Снимать мы начали в Омало (высокогорная деревня в Тушетии. - Ред.) со сцены: идет наш летчик по деревне и поет. (У нас в сценарии было несколько музыкальных номеров, и мы заранее записали для них фонограмму). Пустили фонограмму.
- Начали, - командую я.
Буба стоит.
- Стоп!
Пустили фонограмму заново.
- Начали!
Буба стоит.
- Буба, ты что, заснул? Давай!
Буба отвел меня в сторону и спросил:
- Ты можешь себе представить, что Карло пойдет сейчас по деревне и ни с того ни с сего запоет. (Карло - летчик нашего игрового вертолета, тушен, родом из этих мест.)
- Нет, - сказал я.
Я не смог представить, что малоразговорчивый и сдержанный Карло ни с того ни с сего запоет.
- А ведь Карло - это наш Мимино, - сказал Буба.
Я понял Бубу. И вечером вычеркнул из сценария музыкальные номера. У Бубы врожденное чувство правды. Он никогда не сделает того, что не сможет сделать его герой. У нас в сценарии Валико (Мимино) был близок по характеру Бенжамену из фильма "Не горюй!" Веселый, подвижный, легкий. А Мимино в исполнении Бубы - это горец, такой, какими были вертолетчик Карло и крестьяне в Омало.
ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ
По горам разнесся слух, что в Омало приехал Кикабидзе, и пастухи стали приезжать, чтобы оказать уважение любимому певцу.
Пастух на лошади по горам, издалека, иногда сутки добирается до Омало. И после съемок начинает угощать Бубу чачой. Сказать "не буду" - нельзя. Человек столько сил и времени потратил. Начал Буба искать предлоги:
- Извини, не могу, сердце.
- Чача самое лучшее лекарство для сердца, дорогой.
Когда Буба говорил, что у него печень болит, ему говорили, что чача лучшее лекарство для печени. Когда он говорил, что ему рано вставать и надо выспаться, пастухи говорили, что чача - это самый лучший источник энергии.
Но как-то вижу: сидят у костра два пастуха и Буба, пастухи пьют чачу, а Буба - лимонад. Я присел к ним, взял бутылку, плеснул себе в стакан, чтобы чокнуться. Хотел плеснуть и Бубе, но пастухи закричали:
- Бубе не наливай! Ему нельзя!
На следующий вечер такая же картина - сидят пастухи (уже другие) и Буба. Пастухи - чачу, а Буба - лимонад. А когда подошел Карло и хотел налить Бубе, пастухи гневно закричали:
- Что ты?! Что ты?! Ему нельзя!
Утром я спросил у Бубы, как он этого добился.
- Тебе я скажу. Но это патент мой, и без моего разрешения его использовать нельзя. Они думают, что у меня триппер.
- Почему они так решили?
- Я сказал одному, по секрету.
Устное радио сработало. Молва о настоящей мужской болезни Бубы быстро распространилась по горам, и больше пастухи его пить не заставляли и следили, чтобы и другие не поили.
А я слово держу. И ни разу этим безотказным аргументом не воспользовался. Пока.
СОСИСКИ ДЛЯ ЗВЕЗДЫ
Буба популярен с тех пор, как он мальчишкой стал петь в ансамбле. И, чтобы не узнавали, он ходит в черных очках и надвинутой на глаза кепке.
- Ты себе не представляешь, как это начинает раздражать, когда все на тебя глаза таращат, - говорил он.
Но помню случай, когда на него не таращили глаза.
Снимали мы на летном поле в аэропорту в Тбилиси сцену "Голландские куры". Когда объявили перерыв, Буба позвал меня:
- Пошли в "Интурист" сосиски покушаем.
- А пустят?
- Пустят.
Большой зал с буфетом, столиками. Пусто. Только за одним два грузина пьют шампанское, а в углу женщина в форме гражданской авиации листает журнал.
- Ты сиди, я принесу, - Буба пошел к стойке буфета.
Я сел. Буба подошел к стойке и сказал:
- Шесть сосисок и два салата.
- Гражданин, здесь обслуживают только интуристов, - холодно сказала буфетчица.
- Ну а если мы очень попросим? - Буба снял черные очки и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
- Граждане, вы, что, не слышите? Это зал, где обслуживают только иностранных туристов, - повторила буфетчица. - Уходите отсюда!
Буба был в летной фуражке, с наклеенными усами, и буфетчица его не узнала.
- Покажите нам хотя бы одного иностранного туриста в этом зале, и мы уйдем! - сказал я с места.
- А ну прекратите дискуссию! - начальственным голосом сказал человек за столиком. - Хотите, чтобы я милицию вызвал?!
- Вызывай, - сказал Буба, - только быстрее, пока у нас перерыв не закончится.
- Что?! - взревел человек. - Нелли, вызови Мераба, пусть он вышвырнет отсюда этих!
- Гурам Иванович, одну секундочку, - вмешалась женщина в форме. - Это же кинорежиссер Георгий Данелия! Георгий, не обижайтесь, Гурам Иванович вас не узнал. Нелли, отпусти тому в кожанке сосиски и все, что он скажет! - крикнула она буфетчице.
- Не нужны нам ваши паршивые сосиски! - вдруг взорвался Буба. - Пошли отсюда!
И зашагал к двери. В дверях не выдержал, повернулся, содрал приклеенные усы и сказал:
- Гурам Иванович, если ваш Мераб будет меня разыскивать, скажите ему, что Буба Кикабидзе не даст ему автографа.
Мне пришлось тоже выйти. Я догнал Бубу, и мы шли молча. По времени мы никуда уже не успевали.
- А сосиски там были хорошие, - сказал Буба.
- Откуда ты знаешь?
- Пахло вкусно. Извини, сорвался.
Начали снимать голодные. И тут видим: идет Гурам Иванович, а за ним Нелли с подносом. На подносе две глубокие тарелки с дымящимися сосисками, хлеб, зелень, две бутылки шампанского и две плитки шоколада "Три богатыря".
Прежде чем печатать эту сцену, я позвонил Бубе и спросил разрешения.
- Николаевич, ты и про Никулина расскажи, - сказал он.
НИКУЛИНАС
Снимали "Гекльберри" в Литве, в Каунасе. Утром, до съемок, купили на рынке всякой снеди и копченой рыбы. Вечером сели ужинать в моем номере гостиницы.
- Пиво купить забыли, - вздохнул Леонов.
- Младшие бегут в магазин, - сказал я.
Младшим по возрасту был Буба.
- Я сбегаю, - сказал Буба, - но пусть и Женя пойдет.
- Зачем? - Леонову не хотелось никуда идти.
- Магазины уже закрываются, а тебя узнают и дадут. (Для роли Герцога Буба отпустил усы и бородку, и его никто не узнавал.)
"Гастроном" был закрыт, но продавщицы еще не ушли. Леонов прильнул к стеклу витрины, а Буба постучал и крикнул:
- Девочки! Посмотрите, кто к вам пришел!
Одна из продавщиц оглянулась, увидела Леонова и завопила:
- Рутас, иди сюда! Скорее! Посмотри! Там Никулинас стоит! Никулинас! (Перепутала Леонова с Юрием Никулиным.)
Мы в Женей жили в одном номере. Когда легли спать, он долго вздыхал в темноте, а потом сказал:
- Работаешь... Работаешь... А всем до лампочки... Э-х-х-х!
Обиделся.