- Николай Николаевич, с Владимиром Высоцким вы проработали на Таганке с 1965-го по 1968 год, а потом поступили на режиссерский курс С. Герасимова во ВГИКе и вернулись в театр только в 1980 году, после смерти Высоцкого. Вместе с ним вы играли в спектаклях "Емельян Пугачев" (вы - Пугачев, он - Хлопуша), "Печорин", "Десять дней, которые потрясли мир"... Как вы относитесь к разговорам, что актером он был средним, а вот поэтический дар у него был уникальный.
- Я не хочу давать посмертную оценку своему другу. Хотя могу согласиться с тем, что поэзия Володи стоит намного выше его актерства. Ведь в поэтических образах он без особых, казалось бы, изысков и излишних наворотов отразил все противоречия своей эпохи. Тем не менее, если бы в 1970-е годы кто-то захотел серьезно исследовать его поэзию, вряд ли смог это сделать - стихи-то были не систематизированы. Это потом, когда мы прочли его посмертную книгу "Нерв", то поняли, насколько это был гибкий, ироничный ум, каким он обладал глубоким мировоззрением, сформированным в суровые послевоенные годы, когда люди, несмотря на голод и разруху, верили в будущее нашей печальной Родины.
- Вы хорошо помните те годы, когда Высоцкий пришел в театр?
- Это было временем, когда мы работали следующим образом: по 30 - 35 спектаклей в месяц, причем репетиции начинались рано утром и продолжались после окончания спектаклей, поэтому все слилось в бесконечный марафон. Мы как-то сразу спелись с Володей, поскольку были артистами одного плана и темперамента и понимали друг друга без слов. Можно сказать, ели из одного котелка, спали на одной лежанке, но, хотите верьте - хотите нет, а вместе не выпивали, потому что я знал: начинал он с маленькой, а потом не мог остановиться, и никто не мог его остановить. За что сильно расплачивался. Юрий Любимов фактически взял его с улицы, так как до Таганки Володя не мог удержаться ни в одном театре, дисциплина подводила. Поэтому я, как мог, уберегал его от загулов, не то что некоторые друзья. Они рады были выпить на халяву, пользуясь тем, что Володя был щедрым человеком, и если у него в кармане водились деньги, то раздавал их направо и налево. Наши дружеские отношения продолжались довольно долго, но как только появилась Марина Влади, то все резко оборвалась.
- Вы не понравились французской "колдунье"?
- Этого я не знаю, а кроме того, Володя настолько влюбился в нее, что на какое-то время забыл о своих друзьях, он был поглощен только Мариной. Ею жил, ею дышал, без нее и дня не мог прожить.
- Можно сказать, что Влади сыграла роковую роль в судьбе Высоцкого?
- Роковую или не роковую, но сыграла. Более того, это ведь ее сын пристрастил Володю к наркотикам, от чего он и погиб.
- Это правда, что Высоцкий, как и Геннадий Шпаликов, писал свои стихи на салфетках в ресторанах?
- Правда. Ведь он был необыкновенным тружеником и ничего не мог делать вполноги. Когда ему в голову западала какая-то мысль, он вынашивал ее, как ребенка, замыкаясь на этот период в себе, а потом строчил, как пулемет: за кулисами во время репетиций, в буфете, машине.... А дома все это отшлифовывал по ночам. У него не было выходных, он загонял себя, и ему нужна была какая-то разрядка, которая выражалась в пьяных загулах. Называйте это болезнью или как-то еще, но к бытовому алкоголизму это не имеет отношения, поскольку творчество - такая тайна, что без бутылки не разберешься (смеется).
- Я знаю, что вы сами великолепно играете на гитаре. Вы когда-нибудь устраивали с Высоцким музыкальные посиделки?
- Когда он жил со своей первой женой Люсей, то мы собирались у него дома поздними вечерами и отводили душу за музыкой. Кровь-то играла! Ведь, по сути, мы были тогда мальчишками: Володе было 27 лет, мне - на три года меньше. Когда я пел его песни, то он всегда внимательно слушал меня, как будто проверяя себя, и даже говорил, что у меня лучше получается, чем у него. Так он хотел мне потрафить. Но как только собирался народ, я тут же старался улизнуть, так как не люблю больших компаний, и Володя из-за этого часто обижался. Словом, сцена нас сближала, а быт разъединял.
- Вы поставили спектакль о Высоцком. Посчитали это своим долгом перед памятью друга?
- Мне хотелось показать Володю неординарным человеком, впитавшим в себя всю боль России, одинаково почитаемым ученым или зэком. Сегодня таких людей почти не осталось, поскольку общество резко раскололось, поделившись на черненьких и беленьких. Наш спектакль в корне отличается от спектакля Юрия Любимова, в котором Высоцкий - человек, стремящийся на Запад. У меня в первую очередь это поэт, неразрывно связанный со своей Родиной и никогда не помышлявший ее покинуть. Хотя мог это сделать запросто, особенно после брака с Мариной Влади, но не уехал, потому что понимал: вне родного языка он не сможет сочинять. Пример Иосифа Бродского, оказавшегося за рубежом и писавшего на русском и английском языках, был для него неприемлем. К тому же Володя не мог представить своей жизни без Севы Абдулова, Андрея Тарковского, Артура Макарова, без огромного круга подводников, космонавтов, шахтеров, хлопкоробов, заваливавших его письмами. Славу Ростроповича считали человеком мира, но Володя был таковым не в меньшей степени, хотя и не пользовался услугами королевских семей. Он находился в гуще народа, ни на йоту не изменяя ему и не считая его в чем-то виноватым. Это как в дружбе: дружишь не потому, что человек делает тебе приятное, а потому, что ты сросся с ним, не можешь жить без него.
- Доживи Высоцкий до наших дней, смог бы он дружить из-за выгоды, как теперь принято?
- Вы не первая задаете мне этот вопрос. На встречах со зрителями меня часто спрашивают: как бы поступал Высоцкий сейчас? Не знаю, поскольку его давно с нами нет. Я также не знаю, как бы повел себя мой друг Василий Шукшин? Может быть, посвятил себя религии, поскольку у него были очень сильные православные корни.... Все возможно. Но представить сегодня Высоцкого в тесной спайке с олигархами, коррупционерами я тоже не могу. Да что сейчас об этом говорить? Одно я знаю точно: несмотря на то, что Володя так и не стал членом Союза писателей, его всенародной славе могли позавидовать и Вознесенский, и Рождественский, и Евтушенко.
- Но ведь Высоцкий дружил с Вознесенским, неужели тот не мог похлопотать за него в Союзе писателей?
- Дружбой я бы это не назвал, скорее, знакомством, да и не воспринимали маститые поэты Володины стихи всерьез, считая их в лучшем случае походными, дворовыми, под гитару у костра. Ну а теперь кто жив - выступают с воспоминаниями о Высоцком, рассказывают разные байки. Сейчас выходит масса мемуарной литературы, посвященной биографии Высоцкого, где люди маленькие, ничтожные пытаются присовокупить себя к судьбе великого человека и даже сказать, что они в ней сыграли едва ли не решающую роль. Чепуха! Потому что когда он сидел без денег, то находилось два-три человека, отдающих ему последний рубль, остальные же осуждали его за "капусту", которую он стрижет в крупных городах, давая сольные концерты на стадионах, в цирках.
- А разве это неправда? Я сама была свидетельницей, как в одном южном городе Владимир Семенович выступал с двумя концертами в битком набитом цирке, а после в узком актерском кругу пел запрещенные песни.
- Володя жаждал успеха и широкого признания и когда он выходил на огромную аудиторию, беря ее в плен, то был счастлив безмерно. Это было такое здоровое актерское честолюбие, которого не лишен ни один из артистов. Тем более тогда в театре он не был еще широко известен, время Гамлета еще не пришло, где он сыграл связанного по рукам и ногам поэта. Деньги в то время для Володи не стояли на первом месте. А вот когда он водку заменил наркотиками и ему понадобились для этого большие средства - тут он соглашался выступать в любом чуме, лишь бы платили хорошо. И администраторы пользовались этим, не выпуская Володю из своих цепких рук. Они были заинтересованы в том, чтобы Высоцкий не соскакивал с иглы, потому что в этом состоянии он соглашался на все. Естественно, это его разрушало, высасывало из него энергию. Ему казалось, что стоит ему захотеть, и все наладится, но организм уже был отравлен и не подчинялся ему. При редких встречах я говорил ему об этом, предлагал серьезно подумать о кино, где, по-моему, он так и не состоялся.
- А "Место встречи изменить нельзя"? Разве этот телесериал не стал культовым благодаря участию в нем Высоцкого?
- Да, не спорю, фильм стал культовым и снят он очень динамично, экспрессивно, но Володя в актерском плане ничего нового для себя не открыл, он, скорее, упивался своей ролью эдакого супермена в погонах. Разве можно Жеглова сравнить с теми образами, которые он сыграл в театре: Свидригайлова, Галилея, Гамлета, Лопахина в "Вишневом саде" у Анатолия Эфроса. Кстати, к Юрию Любимову Володя привязался еще и потому, что тот ценил его как большого актера и внушал это другим, прощая ему все его выходки...
Но все это осталось в прошлом. Оно принадлежит тем, кто вместе с ним работал, выходил на сцену, играл в кино. Нынешняя молодежь воспринимает Володю исключительно как поэта и барда. Я это особенно ощущаю, когда мы играем спектакль о Высоцком. Когда я беру гитару и пою его песни, то невольно вспоминаю наши длинные зимние вечера, споры до хрипоты и извечные вопросы: ради чего мы пришли на эту землю? Так случилось, что сама жизнь после ухода Володи ответила за него на этот сакраментальный вопрос.
Беседу вела