Андрей Битов: «Уходя, хочу сказать…»

Прекрасному, тонкому писателю исполняется 75 лет

Накануне юбилея Андрея Георгиевича, 26 мая, в Москве, в Государственном музее А. С. Пушкина состоится торжественная церемония вручения Новой Пушкинской премии, председателем совета которой он является. Эти события настолько тесно переплелись во времени и пространстве, что и разговор наш со знаменитым писателем постоянно перескакивал с одного на другое.

— Андрей Георгиевич, кто он, современный писатель?

— А вот об этом я вам ничего не скажу. Ну, допустим, это я. Если, конечно, я писатель, а не лентяй, который просто доживает свой век.

— Достоевский признавался, что ему гораздо интереснее обдумывать будущий роман, чем писать. А вас что больше увлекает: процесс создания текста или детальное обдумывание замысла?

— Я придумываю очень быстро, а вот исполнять — это, конечно, мука.

— «Года к суровой прозе клонят…» А вам в каком возрасте лучше писалось?

— Конечно, когда я был моложе и глупее. А сейчас все высохло, сока нет, желаний нет — это все сказывается на фактуре письма. Уж романов я точно писать не буду. Последний роман, который я написал, — «Преподаватель симметрии», больше романов от меня не дождетесь. Может быть, и повестей не будет, а может, еще одну напишу. А вот эссе еще какие-нибудь напишу. Главное, сейчас собрание сочинений склею, и тогда уже буду думать, чем заполнить пустоту, которая возникла после него. В общем, книги еще будут.

— Как идет работа над собранием сочинений?

— Медленно и уныло. Потому что никому оно не нужно...

— Это вы лукавите, конечно?

— Нет, не лукавлю, я считаюсь нерыночным писателем.

— Слыхал, что некоторые называют вас слишком интеллектуальным, слишком сложным писателем, но чтобы нерыночным?

— Просто литературу надо уметь подавать, а им лень ж: отрывать от стула! Я не сложный, наоборот, я слишком популярный. Популярный не в смысле известности, а в том смысле, что я пишу так, чтобы понял любой. Просто надо включать мозги при всяком чтении. Что, вы думаете, Толстого, Достоевского, Пушкина легко читать? Тоже нелегко. Теперь все уже довольствуются экранизациями.

— Собрание сочинений, которое вы готовите, будет полным?

— Нет, но просто так сложилось, что лишнего у меня написано мало, честно говоря. Слава богу, я достаточно ленив, чтобы писать лишнее, и собрание будет довольно плотным. Восемь томов, и к ним будет прикреплен девятый, который будет являться отчасти автобиографичным.

— В вашей литературной биографии особой место занимает Пушкин. И самый известный ваш роман называется «Пушкинский дом», и литературная премия носит имя нашего великого поэта...

— Да, Пушкин мне помогает жить. Один из лучших критиков Пушкина, с моей точки зрения, — Никита Сергеевич Хрущев, которому, пока его не скинули, было некогда читать. К тому же он очень боялся своей жены Нины Петровны и даже тайком от нее читал Солженицына, которого сам же и разрешил. Заодно он взял и прочитал Пушкина. И сказал гениальную фразу: «Не наш поэт, какой-то холодный, аристократичный». А мы говорим, Пушкин — наш поэт.

— О гибели поэта до сих пор ходят легенды. Есть даже версия, что автором подметных писем, сделавших трагическую дуэль неизбежной, был сам Пушкин...

— Это все мне кажется пустым копанием, недостойным его памяти. Потому что он нам на это никаких полномочий не давал. Читайте его тексты. Попробуйте — это, кстати, не очень просто. Потому что по-настоящему никто его не прочел. Я, казалось бы, знаю все его произведения, а до сих пор открываю их для себя и удивляюсь. Я читаю по одному стихотворению Пушкина в течение полугода, пытаясь понять и постичь его. Я и сам уже господин преклонных лет, я и сам ухожу. И, уходя, могу сказать: возьмите хоть раз и прочтите его, господа — вот это мой завет. Прочтите хотя бы одно стихотворение Пушкина от начала до конца, и вы многое поймете. Недаром его основная молитва — «и празднословия не дай душе моей». У него нет праздных слов.

— Современная молодежь практически не читает серьезную литературу. Как вернуть интерес к книге?

— По-видимому, надо иначе строить преподавание: полностью отойти от курса истории литературы и преподавать чтение текстов. Просто научить читать тексты и этим увлекать. Потому что тот контакт, который возникает при чтении текста, то ощущение, что ты остаешься один на один с великим человеком, невосполнимы, их не заменит ни интернет, ни что другое.

— Андрей Георгиевич, вы создатель и вдохновитель Новой Пушкинской премии. Чем она отличается от всех остальных?

— Это глупо звучит, но она отличается именем Пушкина. И надо особенно отличиться, чтобы иметь право носить это имя. Есть такое отвратительное слово «формат». Не знаю, что оно означает, кроме рамки. У нас формат премии живой. У нас за честные денежки фонда Жукова вручается честная премия. Все премии так или иначе постепенно дрейфуют к попсовости, поскольку им нужно самих себя поднимать с помощью громких имен своих лауреатов. Мы же стараемся подниматься вместе с лауреатами. Поэтому даем премию людям, работы которых, на наш вкус, более сурового и достойного качества. И таким образом соблюдаем честь и Александра Сергеевича, и свою собственную.

— В этом году совет премии принял решение отметить специальным дипломом «За музейный подвиг» Геннадия Опарина — хранителя усадьбы Пирогово музея-заповедника «Ясная Поляна»: А, собственно, в чем его подвиг, если не секрет?

— Вот это я прокомментирую. У меня был такой виртуальный проект: к столетию ухода Толстого создать памятник его последнему произведению, которое Лев Николаевич берег, любил и не публиковал при жизни, а именно «Хаджи-Мурату». Я склонял к этому директора музея «Ясная Поляна» правнука писателя Владимира Ильича Толстого. Склонял-склонял, писал тексты о том, что мы приблизительно определили место для памятника. Но если бы не появился Геннадий Опарин, то ничего бы не было. Поскольку у него родился встречный проект, а именно — поставить памятник самому Хаджи-Мурату, который и захоронен-то не был, что для кавказского народа является грехом. Он сдружился с аварцами, и те преподнесли ему священный камень из аула, в котором проживал Хаджи-Мурат. Камень действительно сакральный, но уж слишком огромный. Не знаю, мог ли этот камень видеть Льва Толстого, но Ермолова, Шамиля и Хаджи-Мурата — мог видеть вполне. И вот этот дар аварского народа Опарин сумел доставить в ту точку, где Льву Толстому пришел замысел художественного произведения. Попробуйте, перенесите из Аварии в Ясную Поляну камень весом 39 тонн — в этом и состоит подвиг.

— Ежегодное вручение Новой Пушкинской премии, как правило, сопровождается литературными сенсациями: то публике представляют неизвестные ранее переводы Марины Цветаевой, то неопубликованное стихотворение Гавриила Державина. В этом году такой изюминкой будет исполнение музыкальной композиции «Краковяк» поэта Веневитинова, который, оказывается, был еще и композитором.

— Да, ведь тогда все были грамотные люди, в отличие от нас. Знали языки, умели музицировать, рисовать: Поэт Веневитинов музицировал, сочинял музыку, как и Грибоедов.

— В жизни поэта, чье имя носит премия, Москва занимала особое место. Как вам кажется, Пушкин-москвич и Пушкин-петербуржец очень отличаются друг от друга?

— Я-то считаю, что зрелый Пушкин — это, конечно, питерский поэт и питерский писатель, создатель так называемого петербургского текста — это теперь такой модный литературоведческий термин. А то, что он родился в Москве, здесь женился и был счастлив, — это правда. А вообще-то он умел себя правильно распределить между двумя городами.

— Вы тоже постоянно курсируете по маршруту Москва — Петербург, даже сами себя назвали чемпионом мира по этим поездкам...

— Безусловно. У меня и здесь есть дети и внуки, и там есть дети и внуки. Ну и, соответственно, мотаюсь между двумя столицами.

— Где вам комфортнее?

— По-разному. Я в свое время эмигрировал в Москву из-за давления ленинградского обкома, эмиграция постепенно переросла в местожительство. Москва — это такой котелок, в котором варится все. Но теперь даже слишком много всего. В Ленинграде мне спокойнее, а в Москве мне живее — вот так я скажу.

Личное дело

Андрей Битов, прозаик

Родился в Ленинграде в 1937 году.

Окончил Геологоразведочный институт в 1962-м.

До 1978 года вышло около 10 книг, но после выхода в США романа «Пушкинский дом» Битова перестали печатать на родине. Участвовал в работе нелегального издания «Метрополь». С 1991-го возглавил российский Пен-клуб.