Чернобыль все еще дымится

Кинообозреватель «Труда» считает картину самым точным диагнозом обществу за последнее время

«Пусть будет у нас больше радостных глаз! Пусть будет, мой друг, больше света вокруг!» — отчаянно надрывается эстрадный ансамбль на свадьбе в Припяти. И песня эта напоминает об анекдотах, появившихся спустя некоторое время после аварии на Чернобыльской АЭС: про то, как все бегут, а он горит, и про мальчика, которого погладили по второй головке.

Черный юмор спасал от нутряного страха перед непонятной, невидимой смертью и одновременно давал ничем не обоснованную, но русским людям свойственную уверенность в том, что уж тебя-то наверняка прижмет позже всех. Эту уверенность в фильме Миндадзе выражает еще одна шуточка: «Даже тысячи рентген не положат русский член!», которую хором повторяют на свадьбе жених и его лучший друг, комсомольский инструктор Валера с жидкими усиками (лучшая на данный момент роль Антона Шагина), при этом уже понимая, что колотящееся сердце и металлический привкус во рту добром не кончатся.

Привкус Валера зальет красным вином, сердце заглушит звуком барабанов — когда-то он сидел за ними, пока не пошел по партийной линии, и вот теперь приходится заменять перебравшего барабанщика. Смертельную дозу радиации Валера получил еще ночью, после взрыва реактора, и попытался сбежать из города, прихватив с собой любимую девушку (Светлана Смирнова-Марцинкевич), но у той сломался каблук, и на единственный поезд они не успели. А потом стало поздно — к тому же в ресторане шла свадьба.

Во второй режиссерской работе Миндадзе в фокусе полураспад, смешение: фраза «Партбилет положу!» сменяется песенкой Агузаровой, танец становится дракой, сквозь дружбу проступает ненависть, сквозь любовь — презрение. Мечущаяся камера оператора Олега Муту, снимавшего «Смерть господина Лазареску», выхватывает из колышущейся толпы отдельные лица людей, которые истово едят, обнимаются, воруют, пьют — перед смертью не надышишься.

Тот момент, после которого уже никогда не будет так, как раньше, у Миндадзе всегда получался идеально верным — что в сценариях, что в его дебютном фильме «Отрыв», где смерть, хаос и свобода смешивались в равных пропорциях. Крушение самолета в «Отрыве» сравнивали с крушением общества. Если подходить с этой позиции к фильму в «В субботу», то все получается намного страшнее: реактор все дымится, смертельно отравлены воздух, трава и вода, необратимо отравлена сама жизнь, а не желающие ничего знать люди продолжают пляски на собственных костях.