- В чем причина успеха вашего Культурного центра? В самом имени Высоцкого?
- Несомненно. А еще в том, что наш музей создавался на взлете духовности. Нам помогал каждый камень во дворе. И с местом, где расположен центр, связано много знаковых совпадений. В середине 80-х мы собирались и спорили, где Дом Высоцкого должен находиться: в мемориальной квартире или здесь. Знаете, как называется наша улица? - Таганский тупик. Тупик! - но улица почему-то проезжая! Дальше. Дом стоит "по-над пропастью", над обрывом. А до недавнего времени внизу стояла банька... Уж не говоря о том, что рядом с нами находится самый главный Дом Высоцкого - Театр на Таганке. Ведь все это не случайно. Да и название нашему музею Дом Высоцкого на Таганке в 90-м году придумал не кто иной, как Юрий Любимов.
- Многие считают, что со смертью Высоцкого Таганка резко пошла вниз. И что, будь он жив, раскола бы не произошло, а Любимов с Губенко не стали заклятыми врагами.
- Володина смерть внесла свои драматические коррективы в жизнь театра. Но он все же продолжал оставаться на плаву, в нем свершались серьезные художественные открытия. Но потом Юрия Петрович лишился гражданства и на 10 лет оказался в другой театральной среде. Вернувшись, попытался что-то возобновить, но ведь идти вперед к прошлому нельзя. Был уже другой зритель, вышедший из периода застоя, переживший бурную перестройку. Его не тянуло к прежнему поэтическому театру. И тем не менее Юрий Петрович сделал несколько интересных вещей, в том числе роскошную "Медею" Еврипида.
Что касается раскола, то тут я не судья. Потому что испытываю непреходящее уважение к Юрию Любимову и одновременно люблю Николая Губенко. Я знаю, что и Володя точно так же любил многих актеров и с той, и с другой стороны и вряд ли бы порвал отношения с ними. Смог бы он их удержать от раскола? Не знаю. Есть на свете много сложных вещей, и одна из самых неразгаданных - это психология актера. В 90-е годы все эти разговоры шли постоянно: если бы Высоцкий был жив, на чьей бы стороне он оказался - Любимова или Губенко, Гайдара или Зюганова? В этом ключе мы тоже всматриваемся в Володину жизнь, в его песни, героев. Но Высоцкий раз и навсегда завещал нам судить людей не по партийному билету, не по акценту, не по пятому пункту и толщине кошелька, а по душе. Когда после концертов мальчишки и девчонки протягивали ему клочки бумаги для автографов, то он писал: "Будь умным, сильным и добрым".
В своих песнях Володя играл тех людей, которых видел. Эпоха застоя казалась ужасной, но мы ждали перемен, и он в те годы тоже встречал потрясающих героев, которые эти перемены осуществляли. Среди них первыми были Юрий Любимов и Андрей Синявский, которого изгнали из России. Каждый раз, уезжая во Францию, Высоцкий давал подписку, что не подойдет к своему учителю. Но, приезжая в Париж, первым делом шел в дом гениального культуролога Синявского, а потом к опальному Михаилу Шемякину.
- Владимир Семенович тесно общался с Рождественским, Евтушенко, Вознесенским, но никто из них не дал ему рекомендации в Союз писателей, считая его "дворовым" поэтом. Скажите, он переживал по этому поводу, ему хотелось быть официально признанным?
- Люди, которых вы сейчас упомянули, окружали его в тот момент, когда звание народного поэта, присвоенное ему не сверху, а снизу, стоило гораздо выше, чем членский билет в это дурацкое заведение. Хотя, конечно, ему было обидно, что какого-то идейно благонадежного графомана Пупкина принимали в Союз писателей, а его нет.
- Но почему даже Андрей Дементьев, главный редактор свободолюбивой "Юности", ни одного стиха Высоцкого не напечатал?
- Потому что это было опасно. Напечатаешь Высоцкого, а он выступит с концертом за рубежом или сфотографируется с Эрнстом Неизвестным, и это появится на обложках западных журналов. Что же касается пользы от окружения больших поэтов, то она вообще весьма сомнительна. У Володи был свой взгляд на мир, и никто из поэтических авторитетов не мог повлиять на него. Свой путь каж дый поэт проходит в одиночку.
- Вы впервые встретились с Владимиром Семеновичем на съемках фильма "713 просит посадки". Вы сразу же ощутили, как много всего заложено в этом человеке?
- С первой секунды! Это было похоже на удар шаровой молнии. Я сразу же распознала в нем эту безграничность. И хотя меня окружали отнюдь не серые люди - я все-таки училась во ВГИКе на курсе у Михаила Ромма, и моим однокурсником был Андрон Кончаловский, - но при встрече с Володей я забыла о всех своих знаниях, критериях и видела только его, это чудо природы.
- Но обычно на смену озарению приходит проза жизни...
- Не скажите. Конечно, в нашей совместной жизни много было всего. И радости, и страдания. К тому же это была молодость, когда ты склонен все преувеличивать и приходить в отчаяние от пригоревшей котлеты. Да и время было не самое сладкое. И все же Володя был легким человеком, удивительным собеседником. Но, бывало, иногда говорит, говорит - и вдруг замолчит. И дальше молчит, как выключенный приемник.
- Как опытная и мудрая женщина, вы понимали причины этого ухода в себя?
- Опытной и мудрой я стала позже, опять же благодаря Володе... А тогда я больше чувствовала, ощущая присутствие этой шаровой молнии и не совсем понимая, как может выдержать сердце постоянно бегущего человека, готового в любой момент совершать нечто экстраординарное, непохожее на остальных. Я присутствовала почти на всех репетициях спектаклей Володи. Бывало, приходишь на генеральный прогон, и вроде бы все знаешь наизусть, и все равно это Володино "бу-бух" неожиданно разрывало сердце.
- Людмила Владимировна, а почему вы не стали актрисой того же театра?
- Наверное, потому что не была ею от Бога. А потом перестало хотеться, поскольку жить - это так интересно! Вот многим читателям, наверное, хотелось бы, чтобы Наташа Ростова в финале романа Толстого "Война и мир" стала бы не просто многодетной матерью, а какой-нибудь знаменитостью типа Полины Виардо? Но Наташе это было не надо, она и так была счастлива.
- Значит ли это, что и для вас главным были семья, дети?
- И Володя, и дети, и мама с папой, которых я в последнее время выхаживала, отдавая им все долги за свою жизнь. И брат, и сестра.
- И в то же время вы понимали, что только вам придется отвечать за детей, так как Владимир Семенович не обладал талантом отца.
- В то время я думала так: если дети мои, то и устраивать их судьбу, заботиться о них должна я. Поскольку так, как они мне нужны, - больше не нужны никому. В этом смысле я была виновата перед Володей, но никогда не прогоняла его и не спускала с лестницы, если он приходил в наш дом. А приходил он не очень часто. Наверное, мне следовало больше требовать от него участия в воспитании сыновей, чаще водить их в театр на спектакли Володи. Никита, пожалуй, был ближе к отцу, поэтому и полюбил театр, а старший Аркаша слишком был далек от искусства, увлекался астрономией, математикой, сочинительством.
- Наверное, это было очень непростое решение - с двумя маленькими сыновьями на руках уйти от известного артиста. Вы очень сильная натура?
- Да никакой внутренней силы у меня тогда, в 28 лет, не было. Я понимала только одно: с Володей случилась настоящая любовь, такая, какая у меня была по отношению к нему. Я понимала, что просить о свободе он будет не сразу, и какое-то время ему придется жить двойной жизнью, лгать, притворяться, и в конце концов он может меня возненавидеть. Как только мы с детьми уехали из квартиры в Черемушках, где жили с его матерью, я тут же поняла: перестать любить Володю невозможно, надо постараться выжить с этим чувством и ни в коем случае не считать себя жертвой. Увы, я оказалась не самым удачным творением Высоцкого.
- Тем не менее и друзья, и недруги говорят, что самым лучшим и верным другом Владимира Семеновича была его вторая жена Людмила Абрамова.
- Правильно, другом я старалась быть изо всех сил, и оставалась им до конца его жизни.
- А вечная борьба за существование, постоянное безденежье?
- Да, это было. Настоящие деньги появились, когда пошли авторские гонорары за песни, за фильмы "Вертикаль" и "Короткие встречи", когда он стал приносить домой после концертов сначала 9 рублей, а потом и 150. Ведь в театре Высоцкий больше 180 в месяц не получал. И все же я думаю, для моих детей, не ставших детьми богатого человека, это было неплохо, ибо большие деньги - большие испытания для любого человека.
- И никакой обиды?
- Обиды были: на судьбу, на страшную болезнь Володи, на то, что у нас долго не было телефона...
- Как вам кажется - цифра "25" сыграла какую-то роль в судьбе Высоцкого? Ведь он родился и умер 25-го.
- И не только это, 25 числа мы расписались в загсе, 25 января 1964 года Юрия Любимова приказом министра культуры назначили худруком Таганки. Да, это, конечно, удивительно, но 25-го Володя, как и обещал, раз в полгода возвращается к нам. "Не пройдет и полгода". И все же, если вы спросите: верю ли я в эзотерику? - я отвечу: нет, потому что верю в Бога.
- Это было изначально или пришло потом?
- Постепенно. В мои детские годы в нашей семье о Боге не говорили, хотя моя бабушка читала и Ветхий Завет, и Библию. Крестилась я, будучи взрослой, и Володя знал, что я верующая. И когда мы уже полтора года не жили вместе, то однажды, уезжая со своим товарищем в Армению, чтобы там покреститься, он приехал ко мне как бы за благословением... Володя хотел это сделать тихо, так как если бы об этом узнали, то и Любимову бы не поздоровилось. Думаю, эта вера в Бога и давала ему какую-то опору в последние годы его жизни, ведь только верующий человек мог написать такие строки:
Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, -
Если до крови лоскут истончал, -
Залатаю золотыми я заплатами -
Чтобы чаще Господь замечал!
КСТАТИ
Завтра по Первому каналу ТВ будет транслироваться вручение премии имени Владимира Высоцкого "Своя колея", учрежденной 10 лет назад, идея которой принадлежала младшему сыну легендарного поэта и актера. "Своя колея" присуждается людям разных профессий, которые при любых обстоятельствах не изменяют своим убеждениям и деятельность которых созвучна поэзии Высоцкого. В это году ее лауреатами станут: актер Петр Мамонов - за возрождение православной культуры; директор музея из Чечни Хусайн Загибов - за бесценный вклад в дело дружбы между народами, а также летчик-испытатель, Герой России Анатолий Квочур - за любовь и верность авиации.