Андрей Кончаловский: «Россия сейчас живет в XVI веке»

В Москве идут последние репетиции нового спектакля знаменитого режиссера

Создатель классической советской кинодрамы «Первый учитель» и диссидентской «Аси Клячиной», режиссер, ставивший и на Мосфильме, и в Голливуде, теперь больше увлечен сценой — выпускает «Дядю Ваню» в театре имени Моссовета. «Труд» поинтересовался, отчего после «чернушного» фильма «Глянец» постановщика потянуло на классику.

— Устали от обвинений в искусственном нагнетании негатива, которыми изобиловала наша пресса?

— Знаете, а вот во Франции критики поняли, что это шарж, метафора, эксцентрика. Хотя в прокат его французы не купили. Впрочем, его нигде не купили. У меня своя точка зрения на Россию, не всегда совпадающая, как говорится, с мнением редакции. Этот фильм — о том перевороте, который произошел в сознании постсоветского человека в середине 1990-х. 70 советских лет совершенно отучили русских от понимания, что такое деньги. Кто-то хорошо сказал: у нас деньги не считают, большинство — потому что их слишком мало, меньшинство — потому что слишком много. Я фильмом доволен. Хотя получилось не совсем то, о чем сперва думал — я ведь предполагал снять комедию. А вышло очень жесткое кино о том, как богатые люди покупают себе красивых женщин. Но сейчас мне уже хочется говорить не об этой работе, а о будущих. В следующем году выйдет киномюзикл «Щелкунчик». Ну и, конечно, «Дядя Ваня», которого репетирую с замечательными актерами — Домогаровым, Деревянко, Вдовиной, Филиппенко… Юля Высоцкая (жена Кончаловского. — «Труд») сыграет Соню. Тут один журналист забавно написал: Кончаловский обратился к Чехову, в чем он, конечно, новичок… Видимо, этого молодого человека еще на свете не было, когда я поставил «Дядю Ваню» со Смоктуновским и Бондарчуком, а в 86-м — «Чайку» в Париже. Недавно по телевидению ведущий «Серебряного шара» Виталий Вульф тоже интересно сказал: вот режиссер сделал «Чайку», но она у него вышла совсем не такой, какой ее видел Антон Павлович. Забавно, правда? Оказывается, господин Вульф знает, как что видел Чехов. Я только могу сказать: Антон Павлович точно видел «Чайку» не так, как Константин Сергеевич. Мы представляем себе Чехова по портрету с пенсне и шляпой. А он бывал всякий. Я много читал его писем, есть очень интересная книга англичанина Рейфилда «Чехов. Жизнь», откуда видно, что Антон Палыч любил и матерными частушками развлечься, и гульнуть мастер… И его «Чайка» — вовсе не нытье. Он писал: «Станиславский развел такую тягомотину, ему бы спермину впрыснуть»!

— Вы теперь подолгу бываете в Италии, завели себе дом в окрестностях Флоренции. Кто же вы теперь, россиянин или итальянец?

— Ну конечно, россиянин. Я снимаю о России, у меня темперамент русский. Просто жить надо там, где тебе хочется. Почему Италия? Какого ж русского сюда не тянуло, начиная с Гоголя! А эти места — особые, тут еще Микеланджело добывал мрамор для римских построек, тут Данте умудрился потерять главу «Божественной комедии» и так издал ее, без одной главы, только через 30 лет ее нашли в замке Маласпина и уже выпустили полный вариант. Тут в начале ХХ века была вилла поэта и мыслителя д’Аннунцио… Потом, у итальянской культуры есть прекрасная особенность — здесь не принято ругать то, что тебе не нравится, здесь люди стараются что-то хвалить. Например, идет по улице женщина, ей мужчины кричат: «Белла, белла!» То есть «прекрасная, прекрасная». И это не развязность, она может не опасаться, что кто-то подойдет к ней и попросит телефончик. В России все не так, у нас люди, наоборот, находят радость в том, чтобы говорить, как все плохо. А первопричина знаете в чем? Климат другой. Тот же Чехов говорил устами Сони: в странах с теплым климатом и люди мягки, их движения изящны, речь деликатна. Нашим предкам меньше повезло — все земли были уже заняты, даже из Польши их вытеснили за Карпаты. Условия жизни очень тяжелые. Что говорить, если одно зерно у нас рождает три, а в Италии — десять. Но, между прочим, грядет глобальное потепление, и я уверен, что оно будет нам выгодно, сделает Россию самой процветающей мировой агрикультурой лет этак через 30.

— В Италии удается что-то ставить?

— Буду делать «Бориса Годунова» в опере Турина. А кино снимаю в основном в России. Ну кроме тех фильмов, которые там невозможно снять.

— Опять проблема цензуры?

— Нет, просто есть не российские сюжеты. В России сейчас можно поднимать темы любой остроты. Например, назрел фильм о тотальной войне за современный русский капитал. Не бандитские стрелялки, а лента философского уровня о том, сколько бойцов невидимого фронта погибло, будучи расстрелянными из обрезов и бесшумных пистолетов в этой схватке за постсоциалистическую собственность. Десятки тысяч! У нас примерно та же ситуация, что в Америке 150 лет назад. Или во Флоренции при Медичи, когда зарождался капитализм. По итальянским меркам мы живем в XVI веке. Но это я так, вообще сказал, это не моя тема как режиссера. Среди тех тем, которых горячо волнуют меня, например, такая: трагическая судьба итальянских марин, то есть подводников. Это были великие воины, но их беда в том, что они сражались не на той стороне. Не за союзников, а против них. На старых подлодках, с разваливающимися торпедами они атаковали англичан, которые технически превосходили их неизмеримо, и проявляли чудеса героизма. Однако послевоенная политкорректность побудила всех, в том числе самих итальянцев, об этом подвиге забыть. Мне бы хотелось восстановить справедливость, рассказать о людях, чья трагедия — в ошибочном политическом выборе, который, собственно, сделали не они, а он был им навязан… Если же говорить о российских сюжетах, то мечтаю снять фильм о великом композиторе Рахманинове.

— Ситуация в российском кино непростая, творческий союз расколот. Вы за кого весной на съезде голосовали — за вашего брата Никиту Михалкова или за оппозиционного ему Марлена Хуциева?

— Я много лет не голосую, потому что не член российского Союза кино. Давно не плачу взносы. У нас, кажется, уже назрела необходимость в создании трех независимых киносоюзов — православного, иудейского и мусульманского (грустно усмехается). Тогда проблем не будет. А если серьезно, главная проблема у российского кино одна, и она ровно такая же, как у кино итальянского, французского, какого хотите. После войны в кинотеатры пришли люди, которые читали книги и хотели видеть на экране откровения по поводу важных бытийных проблем. Сегодня зритель совсем другой: ему в среднем от 14 до 27 лет, он практически не читает книг, привык к быстрому действию, фэнтези, красивой картинке. Покажи ему Тарковского или Антониони, он умрет со скуки. Расскажу одну историю. Однажды Феллини принимал в Риме Бондарчука. Пообедали, затем Феллини, провожая Сергея Федоровича, сказал: давай покажу одну вещь. И завел его в кинотеатр, где шел его последний фильм. В зале не было ни одного человека. Бондарчук удивился: где зрители? Феллини ответил: мои зрители умерли.

— Но вы теперь сами крупный специалист по молодежной культуре — Билана записали для «Глянца», два клипа ему сняли.

— Конечно, никакой я не специалист, просто Дима хорошо поет по-итальянски, у него отлично поставленный классический голос. А вообще самым мощным музыкантом в сфере русской поп-культуры знаете кого считаю? Григория Лепса. Серьезно, без балды. У него такой напор!

— Что помогает быть в такой прекрасной физической форме?

— Многое. Теннис. Аквааэробика. Жизнь на воздухе. Мы же в России из-за холода очень мало выходим из дому. Питание: в Италии почти не едят сливочного масла, заменяя его оливковым.

— А чем вы как россиянин перед итальянцами гордитесь?

— Конечно, русской культурой. Нашими городами — Петербургом, Москвой, Золотым кольцом. Но самое главное — российской природой. Италию можно всю обойти пешком. Россию не обойдешь. Знаете, я мечтаю как-нибудь привезти моих итальянских друзей на берег Байкала или Амура. Думаю, сибирская рыбалка и костер будут для них не менее сильным потрясением, чем для русского человека — Сикстинская капелла.