Об этом подумалось в самом начале "Лебединого", когда оркестр Большого театра под управлением англичанина Алекса Инграма исполнил увертюру - без ожидавшегося блеска. Появился на сцене вроде бы до боли знакомый принц Зигфрид, и сомнений еще больше прибавилось: все же слишком непривычно было увидеть в этой партии темнокожего танцора Карлоса Акосту. А тут на сцене мы вдруг обнаружили еще одного необычного персонажа. Воспитатель принца в трактовке англичан оказался горьким пьяницей и все время прикладывался к стакану. Причем если вначале герой танцовщика Элистера Марриотта пил из огромного бокала, то в конце первого акта совсем обнаглел. Вытащил из кармана плоскую бутылочку и постоянно лакал, видно, виски, прямо из горла, а под занавес и вовсе свалился на сцене. И хотя в программке, продаваемой за 200 рублей, значилось, что балет поставлен в хореографии двух великих Ивановичей - Мариуса Петипа и Льва Иванова, публика, не привыкшая к такой трактовке "Лебединого", на действо взирала холодно.
Но вот начался второй акт, темноватый принц наконец встретился со своей Одеттой, появился в таинственных декорациях сцены британский кордебалет, и все изменилось, словно по мановению волшебной палочки дирижера Инграма. Экспансивный и изящный, он нашел общий язык с оркестром и в знак признательности успевал демонстрировать непривычный, по крайней мере для меня, жест: вроде как вынимал сердце и приподносил его оркестрантам. А на сцене тем временем происходили чудеса. О цвете кожи Зигфрида было забыто. В нем обнаружилась легкость. Некоторые прыжки напоминали Ирека Мухамедова в его лучшие годы, когда он выступал не в "Ковент-Гардене", а в Большом. Поразил кордебалет. Уж мы-то до этого вечера знали, где он самый лучший: конечно, у нас. Но "Лебединое озеро" в королевском исполнении несколько поколебало эту уверенность. Фантастические построения, прекрасно выдержанные паузы, отрепетированная строгость линий - всем этим блеснули англичанки. И еще два бросившихся в глаза обстоятельства. Необычны прически у девушек-лебедей - чем-то они неуловимо отличаются от привычных нам. И рост кордебалета. Как высоки эти британки! Я пытливо вглядывался в белоснежные создания, наводя свой морской бинокль, но нет, они были хороши не только в строгом танце. И вот четверка маленьких лебедей исполнила свой танец - именно после него, всем знакомого, становится окончательно ясно, каков в целом уровень труппы. Партер разразился аплодисментами. И Одетта, она же потом и Одиллия, скинула некую мешавшую ей на первых порах нервозную скованность. Тамара Рохо хрупка, мала ростом, мы видели немало балетных ножек и постройнее. По сравнению с ней наша Волочкова, поругиваемая за отсутствие драматизма, - просто образец перевоплощения. Но! Но все можно простить этой Тамаре за изумительную, давненько невиданную, филигранно отточенную технику. Как изумительны ее фуэте, насколько воздушны, пусть и не очень высоки, прыжки. А когда Тамара застыла, показалось, на томительную вечность на одном пуанте, зал не выдержал и, не дождавшись положенной паузы, разразился овацией. Публика Большого знает толк в балете. В исполнении англичан он действительно королевский. Наверное, смотревшим это детище Петра Ильича десятки раз кое-что кажется экстравагантным, не нашенским. Однако не застыли ли мы в неком консерватизме, не меряем ли все под свою, может, малость устаревшую, планку? Британцы взглянули на наше "Лебединое" по-своему. Из Лондона привезли в Москву своих лебедей. И давайте честно и с удовольствием признаем: они совсем не хуже наших. Просто несколько другие. Но оттого не менее прекрасны.