Вся судьба отца неразрывно связана с его профессией, дело всегда было для него основой существования. Но была еще и частная, личная жизнь. И в ней он тоже проявлялся очень ярко, нестандартно. Он вообще всегда ненавидел быть "как все".
Вспоминаю нашу шумную, полную гостей квартиру. Новый год! Целая стайка детей. При всеобщем ликовании в комнату входит Дед Мороз с мешком подарков. И вдруг я замечаю знакомый протез (у отца еще в юности была ампутирована стопа). Какое разочарование: Дед Мороз - мой папа! Слезы, обида - и мама долго и терпеливо объясняет мне, что у Деда Мороза тоже может быть протез. Стараюсь верить и еще долго верю! Потому что вся атмосфера в этой квартире пронизана любовью ко мне, к друзьям, вообще ко всем людям.
Я росла очень слабенькой, все время простужалась. Врачи сказали, что нужно со мной побольше гулять. И каждое утро меня "снаряжали" на прогулку. Я уже тогда была "сова" и ранние побудки воспринимала "в штыки" - ревела, капризничала, мама начинала злиться. Надо было видеть, как выходил из ванной папа: побритый, свежий, неизменно веселый. Смеясь, он вставлял мои ноги в валенки - и сна как не бывало! Через несколько минут он уже вез меня на санках, и хотелось ехать так вечно...
Вечно не получилось. Родители переехали в Архангельск, где климат был еще более суровым. Меня отправили к бабушке в Ростов-на-Дону. Летом после пятого класса мама забрала меня к себе в Москву - она училась в аспирантуре и была уже одна, без папы. Тут-то и открылось, что родители разошлись. Причин я не знала. Потом, гораздо позже, и мама, и папа мне что-то объясняли, каждый по-своему. И оба были в чем-то правы. Лично я до сих пор считаю их разрыв общей огромной ошибкой.
В нашей общей с ним жизни был период особой, заветной близости. Это началось, когда я только окончила школу, и длилось все годы моей учебы в институте.
В те годы отец был на редкость открытым человеком. Очень любил знакомиться с людьми, бывать в компаниях. Тогда это не были "тусовки" по поводу бесконечных презентаций неважно чего. Это были дружеские домашние "посиделки", где собирались люди, интересные друг другу.
Мы часто и радостно ходили в гости и принимали гостей у себя. Причем за столом отец никому не давал сказать ни слова. Кто-то неосторожно задавал какой-то вопрос о глазных болезнях - и потом папа три часа не закрывал рот, и остановить его было невозможно: во-первых, он был бесконечно увлечен своим делом, во-вторых, всегда любил быть в центре внимания. Другое дело, что слушали его обычно с искренним интересом - он был замечательным рассказчиком.
Был период, когда к отцу приставили КГБэшника (возможно, потому, что Федоров тогда очень часто выезжал за рубеж) . Некий Володя ходил за ним по пятам. Это была странная ситуация. Отец его отлично знал, он ходил с нами в рестораны, я тоже была с ним хорошо знакома. Папа сидит за столом - и Володя рядом. Эта своеобразная слежка вызывала в отце даже не раздражение, а скорее, азарт. Он вовсю ругал советскую власть, хвалил организацию медицинской помощи в Америке. При этом жить и работать всегда хотел только в России - здесь ему было интереснее: "Для меня основа жизни - действие. Одни получают удовольствие от безделья, другие от наркотиков, еще кто-то - от удачного жульничества. А мне интересно, что удается на небольшом кусочке земли создать свою модель жизни..."
Отец по природе был доверчив, возможно, излишне доверчив. В людях он разбирался плохо. Хотя первое "интуитивное" впечатление о ком-то обычно бывало верным, точным. Но если человек хотел "влезть" к нему в душу, то сделать это было совсем не трудно, большого ума не требовалось. Увы, одним из главных недостатков папы была слабость к откровенному подхалимажу. Если ему начинали петь дифирамбы - это неизменно срабатывало. Первое время он еще смущался в таких ситуациях, а с годами настолько привык к неумеренным похвалам и восторгам, что уже ждал их. Они казались ему естественными и искренними.
И все же самой главной в его жизни (не говоря, конечно, о работе) была любовь к "прекрасной половине" человечества. Женщин вокруг него всегда было много. Я знала лично почти всех его подруг. Иногда он показывал фотографию - хотел знать мое мнение. Он не только не скрывал от меня своих увлечений, а, наоборот, время от времени заявлял: "Иришка, нужно посоветоваться". Значит, на горизонте появилась новая "дама сердца". Среди этих женщин были очень достойные, яркие, с некоторыми я до сих пор сохраняю самые добрые отношения. У него бывали "всплески" красивых ухаживаний: дорогие подарки, приглашения в театр, в гости, на дачу. Еще он любил пригласить даму покататься на шикарной машине - хорошие машины, езда на большой скорости его самого приводили в восторг.
Летом 1974 года отец получил в подарок свой знаменитый "мерседес". Этот "мерс" - отдельная история. Отец очень много оперировал в США, в нескольких клиниках, при этом как советский человек он не имел права получить за свою труднейшую работу ни копейки. Коллеги-американцы это знали и заплатили отцу иначе: купили ему автомобиль - "мерседес 280 С", темно-синего цвета. Он поехал получать его в Ленинград один. Потом примчался на новой машине ко мне в Сочи - но уже не один. Оказалось, что, получив "мерс", он тут же решил навестить свою первую юношескую любовь, некую Валю, которая жила под Ростовом. Отцу было 16-17 лет, когда эта девочка сказала, что между ними ничего не может быть, потому что она любит сильных, "накачанных", как говорят нынче, парней. А папа тогда только что потерял ступню, и вообще был маленький и хилый. Потом он говорил, что именно после этого объяснения начал серьезно заниматься спортом, тренировать тело. С тех пор прошла целая жизнь. Но Валя эта настолько запала отцу в душу, что, получив шикарную машину, он рванул "на белом коне" в свои родные места, свою юность. И что вы думаете? Он нашел ее, ту (и уже "не ту", конечно), свою Валю! Она давно была замужем, дочка - примерно моего возраста. Отец покрасовался в своем "мерседесе" - и тут же уговорил Валю отпустить дочь с ним в Сочи. И привез ее к морю, поселил в одном номере со мной. Для меня это был, прямо скажем, весьма сомнительный подарок. Но так уж ему хотелось блеснуть...
В этом эпизоде многое проявилось. Конечно, он потешил свое самолюбие. Но все же главное - в другом. Он прекрасно понял, что эта девочка никогда не будет жить в шикарной по тем временам сочинской гостинице "Жемчужина", не будет кататься на "мерседесе". И ему захотелось сделать доброе дело. Он хотел выглядеть добрым - и хотел быть добрым! И это замечательно. Пусть всем хочется быть добрыми.
Мне особенно нравился роман отца с актрисой театра К. Райкина Тамарой Кушелевской. Я не боюсь называть ее имя, потому что она никогда не скрывала своих отношений с моим отцом. Их театр тогда еще не переехал в Москву, но они без конца приезжали сюда на гастроли. Жили актеры в гостинице "Россия", и мы с отцом очень часто бывали у Тамары. За столом собиралась чуть ли не вся труппа театра, мне было с ними невероятно интересно. Папа и тут рассказывал про глазные болезни, но и разговоры про искусство тоже велись. Так продолжалось все 70-е годы.
Случались и другие романы. Избранницы отца были женщинами самых разных профессий - архитектор, врач, книгоиздатель... Он любил красивых, умных, сильных женщин - но при этом хотел, чтобы они "смотрели ему в рот". И я ему все время говорила: "Папа, это несовместимые вещи. Слепое обожание - это либо глупость, либо притворство". Он соглашался: "Да, Иришкин, ты, конечно, права. Ну и что? Я же не собираюсь жениться. Моя детородная функция выполнена, у меня две дочери, так зачем мне жениться?"
У отца был на редкость здоровый организм, он был "запрограммирован" жить долго, лет до ста. Папа никогда специально не заботился о здоровье, но чисто интуитивно - или в силу общей медицинской грамотности - вел здоровый образ жизни. Много двигался, не переедал, никогда не курил. Он всегда говорил мне: "Ну как ты можешь, Иришка, все вокруг курят - и ты тоже создаешь этот банальный образ". Для него курить - значило "быть как все", а этого он терпеть не мог. Спал мало и не страдал от этого, пяти часов сна ему вполне хватало. Думаю, ему просто жалко было тратить время на "банальный" сон. Он даже срок своей жизни вычислял не годами, а днями. Складывал и делил дни, прожитые его отцом и матерью, и определял таким образом собственный срок жизни. Получалось, что он должен дожить до 75. Не дожил... Смерти он не боялся и жить хотел только молодым, здоровым и сильным, категорически не хотел дожить до старческой немощности. И часто повторял: "Как только почувствую, что становлюсь слабым, беспомощным - сделаю все, чтобы уйти..."
В юности отец мечтал летать, даже поступил в летное училище. Но после первого курса попал под трамвай, ампутация ступни, казалось, закрыла дорогу в небо. Летчиком папа не стал, но к высоте и полету пробился, научился управлять вертолетом. В небе он и погиб - на высоте, в полете...
"Любовь - способ исправить свои собственные ошибки в следующем поколении. Каждый из нас несет в себе какие-то недостатки и ищет партнера, который от них избавлен, - часто ищет чисто подсознательно. И хочет повториться в ребенке - но в улучшенном варианте".
Святослав Федоров.
"Мне скоро семьдесят лет, здоров как бык. Активная жизнь дает главное: не хватает времени на старение. Все собираюсь состариться - а некогда! Люблю высоту. Самолеты и вертолеты покупаем. Хотим сверху любоваться природой - и летать оперировать в маленькие города. Лошадь - уже высота больше двух метров. Ну а вертолет - сто - двести метров, красота!"
Святослав Федоров.