Социальное неравенство не спрячешь за фиговым листком санкций
Заканчивается 2016-й, не самый плохой год нашей жизни — и со всех сторон сыплются прогнозы и предсказания на год предстоящий. Кто-то ободряет, кто-то кликушествует, а многие цепенеют перед пугающей неизвестностью. Вспомните, что вы загадывали и сами себе желали год назад в отношении экономики страны. Сбылось ли? Лично у меня почти сбылось: «Уважаемый 2016-й, сделай так, чтобы у наших руководителей прибавилось экономической мудрости, доходы людей существенно не снизились, цены не скакали, а бизнес не мучили» («Труд» от 25.12.2015).
«Почти» — потому что экономической мудрости у нашего руководства, увы, точно не прибавилось. А в остальном все вроде бы сошлось. Нынче же прежнего слащавого позитива не будет, потому как под экономической мудростью я подразумевал не столько борьбу с инфляцией или «приватизацию» прибыльного госимущества, сколько определение и практическое воплощение способной объединить нас социально-экономической идеи.
Идея эта незамысловата — восстановление доверия между властью и обществом, доверия, которое в текущих условиях должно реализовываться, в первую очередь, через реинкарнацию социальной справедливости. Впрочем, у бюрократии объединяющая идея, а точнее ощущение, тоже есть. Я бы назвал это «ощущением электрички»: все едут, но кто-то уже сидит, а кто-то еще трясется. Но не рассматривать же коррупцию в качестве драйвера экономического роста...
Убаюкивать страну получается все хуже, и это несмотря на то, что власть, как когда-то Хрущев в сельском хозяйстве, мнит себя превеликим гуру в области государственных финансов. Вот, мол, инфляцию почти побороли (точнее, подавили), хотя всем известно, что инфляция у нас растет не по прихоти печатающего деньги Центробанка, а по вине всесильных естественных монополий. Однако антимонопольщики об этом стыдливо умалчивают. В то же время глава кабинета и его министры почему-то обходят стороной другие более важные для нашего ближайшего будущего вопросы. Вот некоторые из них.
Что правительство будет делать с дефицитом бюджета? Тратить резервный фонд? Так он в следующем году как раз и закончится. Занимать, оставляя тяжесть расплаты нашим детям? И почему, кстати, в этом году займы на внутреннем рынке осуществлялись под 10% годовых? Разве неясно, что высокие проценты отбивают у банкиров всю охоту возиться с кредитами предприятиям? Как министры намерены поддерживать импортозамещение и конкурентоспособность российской продукции на внешних рынках? Субсидии выделять? А из каких шишей? Или нас все-таки ждет ослабление рубля по примеру других экспортно ориентированных стран? Но тогда зачем нужно было весь уходящий год укреплять рубль, зная, что цены на импорт не снижаются?
Не менее интересные вопросы. Что у либеральных идеологов в загашнике на случай, когда придуманная ими модель ограничения потребления («затягивания поясов») как на частном и корпоративном, так и на государственном уровне, ради, якобы, роста сбережений и последующих инвестиций, предсказуемо потерпит фиаско? Будет ли пресечен поток спекулятивного внешнего капитала в российские фондовые активы? Или нас будут снова убеждать, как это хорошо в условиях санкций? Хорошо бы вспомнить и о внутренних спекулянтах, развлекающих нас модными показами «костюмов инвалидов» или многолетним пустословием о нанопрорыве экономики.
Кстати, о санкциях. Наказания против нашей страны во многом игрушечные, «плюшевые», что, к слову, прекрасно понимают в правительстве, прикрывая показным иностранным гневом собственное бездействие. Разве где-то в мире арестовали наши активы? Заморозили вложения в тамошние экономики? Отключили нас от банковской системы расчетов SWIFT или, чур меня, от самого интернета? Нет, нет и нет. Для того чтобы попасть под столь жесткие санкции, Россия должна совершить некое глобальное злодейство, наподобие взрыва ливийским смертником самолета в небе над Локерби, случившегося 21 декабря 1988 года, или массового захвата заложников в американском посольстве в Тегеране, начавшегося 4 ноября 1979 года. Ничего такого Россия не может совершить в принципе, и это все, абсолютно все в мире осознают. Кто-то возразит: а как же, мол, авиакатастрофа с голландским авиалайнером под Донецком 17 июля 2014 года? Но в том-то все и дело, что истинные виновники той трагедии на Западе давно известны: недаром именно голландцы, по сути, поставили крест на планах интеграции Украины и ЕС.
Что же до Крыма, то в геополитической памяти и дипломатической риторике тут же всплывают нападение США на крохотную Гренаду 25 октября 1983 года, вторжение тех же США в Панаму 20 декабря 1989 года или Фолклендская война 1982 года между Великобританией и Аргентиной, разительно отличающиеся от «крымской весны». Но не отреагировать Запад не мог, а потому ввел против нас капельные ограничения. И заодно подыграл российскому правительству, которое, чуть что, тут же начинает прикрываться вероломным Западом. Однако какое отношение санкции имеют к нашей дефицитной пенсионной системе? А к тлеющим останкам здравоохранения? А к фаворитизму и семейственности в РАН? Неужели и к этим российским бедам Обама причастен?
Как мне видится социальная справедливость в сегодняшней России? Это равенство возможностей, от получения качественного образования и эффективных медицинских услуг до поддержки молодых семей и низового, особенно молодежного, предпринимательства. Это перераспределение доходов с целью снижения имущественного расслоения, от введения прогрессивного личного налогообложения до сглаживания разницы в массовом и элитарном потреблении (расходах). Это поощрение горизонтальной кооперации, от развития краудфандинга («шапка по кругу») до артельной формы экономической самоорганизации. Сложно, непонятно, опасно? Для правительства — да, наверное. Для нас, граждан, это свет в конце тоннеля. Все остальное — от лукавого.
Сбыточно ли все, о чем грезится под Новый год? Трудно сказать. Одно очевидно: мы с вами, по крайней мере, большинство из нас, наученных страшными событиями 1991-го или дефолта 1998-го, выработали стойкий иммунитет и к правительственной демагогии, и к временным, как нас убеждают, трудностям. Так что в наступающем году самое время вспомнить о главных чертах нашего национального характера — общинности и солидарности. И о том, что уныние — тяжкий грех.
Прорвемся!